Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джузеппе старался не смотреть вокруг, но неожиданно, боковым зрением заметил несколько радостных лиц, знакомых по училищу. Ребята стояли вокруг, и в одном им известном ритме синхронизировали движение Джузеппе в круге. Вдруг один из них отделился от толпы. Колесом прошелся, сметая пыль с носков туфель случайных зрителей. Выхватил из толпы немолодого мужика. Встал на ноги, музыка ниоткуда тут же подхватила мотив: Une vie d’amour…
Наталия Мащенко. Посадочный талон
Посадочный талон, два разных носка и сломанный нос – вот и все, что остается Андреасу на память от Оренбурга. Если не считать шкафчика с вишенкой в детском саду и качелей перед домом. Но то было в детстве, а нос совсем свеженький, только заживает.
Ничто не может подготовить нормального немца к встрече с Оренбургом. Живешь себе обычной, размеренной жизнью: в шесть утра открывается булочная, в половину седьмого соседка фрау Шульц выводит на прогулку своего пса – старый терьер тих, но предательски лязгает дверная щеколда, – в семь поезд в консерваторию, а в восемь пятнадцать ноты должны быть раскрыты на пюпитре. И тут мама тыкает пальцем в точку на карте и объявляет, что Андреас должен навестить бабушку, единственный внук.
Андреас отказывается. Он уехал из Оренбурга в пять лет и не скучает. К тому же у него непроработанная каденция и концерт на носу… После месяца бессмысленной нервотрепки Андреас капитулирует.
Самолет плюхается в розовую степь на рассвете. Воздух пахнет пылью и выжженной солнцем травой. С трапа видно бесконечную даль, небо и аэропорт имени Юрия Гагарина – в двух шагах от самолета. И автобус, в душном салоне которого он сидит двадцать минут и минуту едет к аэропорту.
Багаж выдают в закутке, похожем на гараж. Возле медленно текущей ленты-транспортера несокрушимой стеной заняли оборону самые крепкие из пассажиров.
– Пропустите, – волнуется Андреас. – Я не могу пройти к ленте!
– А ты пролезай, – советует ему кто-то, не оборачиваясь.
На выходе из закутка выясняется, что можно было не спешить. Специально обученная женщина у двери требует багажный квиток и сверяет его с биркой на багаже: нет квитка – не выйдешь из помещения, морда подозрительная! Неприятно. Будто он, Андреас Альт, подающий надежды молодой пианист, собирался украсть чью-то сумку в аэропорту имени Юрия Гагарина.
Бабушка, маленькая, в платочке, но на каблуках, стискивает его в объятиях, словно Кинг-Конг.
– Видел автобус? – радуется она. – Как в Европе! Раньше ходили до аэропорта пешком.
Бабушка приехала с делегацией родни. Тут и тетя, и троюродные братья, только красной дорожки не хватает. Андреас с облегчением выдыхает, когда все наконец рассаживаются по машинам.
Город еще пуст, оросительные шланги брошены на газоны с сухими проплешинами, в окнах одноэтажных домов плотно, как глаза перед звонком будильника, захлопнуты ставни. Андреас пытается вспомнить что-то из детства, но память подсовывает только шкафчик с вишенкой и качели. Новый Оренбург, где стекло и бетон соседствуют с врастающими в землю окнами цокольных этажей, он не знает.
К вечеру бабушка собирает праздничный стол. Четыре салата, манты, шашлыки, зельц, соленые арбузы и свежие помидоры с грядки, блинчики, торт. Слышали ли здесь люди про проблему перепотребления? В бабушкин зеленый домик – Андреас даже не подозревал, что бывают частные дома площадью пятьдесят метров! – собирается орда родни. Все с умилением наблюдают, как немец ест.
Андреас сбегает в сад.
– Эй, Андрей! – кричит кто-то из братьев. – Хочешь яблоко?
Яблоко немедленно летит вслед. Андреас отшатывается. Не хватало только повредить руки!
Яблоко минует невысокий забор и со звоном падает на что-то у соседей.
– Сейчас явится Юлька, – говорит брат.
– Баб Ань, – слышно через мгновение. Кто-то стучит в ворота. – Ваши козлы мне банку для заготовок разбили!
Так Андреас знакомится с самой красивой девушкой на свете. Ночью они всей компанией купаются в мутном и теплом Урале, на пляже, куда он давным-давно ходил с бабушкой, встречают рассвет на белом мосту между Европой и Азией, доедают на завтрак вчерашние салаты.
А потом их ждет Юлькин жених и метким ударом приводит нос Андреаса в крайне неконцертное состояние. Братья уравнивают счет по носам, Юлька исчезает, а бабушка всю ночь меняет холодные компрессы и гладит Андреаса по плечу.
– Маленький мой, – уговаривает она, – хороший. До свадьбы заживет.
Бабушка пахнет мылом, вареньем и детством.
Дни бегут как ветер в степи, быстрые, невидимые. Андреас мирится с Юлькой. Чинит бабушке сарай. Совершает преступление на кладбище – под руководством бабушки устанавливает оградку на проходе между могилами.
– Все так делают, – утверждает бабушка. – Так я лягу с дедом, и нам будет не тесно!
Андреас с сомнением оглядывает кладбище. Несмотря на степные просторы, могилы здесь жмутся друг к другу, как люди в маршрутке.
– В газельке, – поправляет бабушка. – У нас они называются газельками.
Отпуск обрывается внезапно, как недоигранная музыкальная тема. Еще вчера он завтракал бабушкиной болтуньей, а сегодня сидит в своей квартирке и заполняет счета за коммунальные услуги. Юлька перестает отвечать на письма через неделю, братья затихают через месяц. Андреас готовится к концерту.
Он играет целыми днями – кажется, пальцы вот-вот начнут кровоточить.
– Не забудь носки, что я связала. Разные носки – к удаче, – говорит бабушка по телефону.
Андреас вкладывает в кошелек посадочный талон. Ему кажется, он пахнет мылом, вареньем и летом.
Татьяна Кокусева. Съемки
– Так. Что делаем?
– Ты входишь. Ты мрачный. Кладешь шлем и куртку в угол, подходишь к ней, говоришь: «Привет».
– Я ее люблю?
– Ну… Она твоя жена. Любил во всяком случае.
– А что в сценарии?
– Откуда я знаю. У нас одна сцена. Тут написано – входит мрачный, подходит к жене, говорит: «Привет!» Она оборачивается. Лена, ты слышишь?
– Слышу.
– Все готовы? Стас, пошел. Камера. Мотор. Начали…
– Привет.
– Стоп! На тостере пятна. Можно вытереть тостер? И заодно стекло.
– Так. Стас. Ты стоишь. Лена – говоришь «привет».
– Как оригинально.
– Лена, что тебя не устраивает?
– Всё.
– Хорошо, так и должно быть по настроению. Говоришь – привет. Идешь мимо Стаса в столовую. Заминка.
– Какая заминка?
– Он стоит, смотрит на тебя. У меня написано – «заминка». Им что-то мешает нормально общаться.
– Я догадываюсь что.
– Лена! Никто не виноват, что сценарий на доработке. Одна сцена есть, ее играем. Подходишь к столу, говоришь: «Дети только что уснули».
– Радостно говорю?
– Нет. Будничным тоном. Обычно.
– То есть секса на столе не будет?
– Сегодня нет.
– Я так и знала.
– Прочитай свой сценарий, будешь знать еще больше.
– Так. Давайте, уже три часа ночи. Сцена про детей. Лица унылые.
– Почему, кстати?
– Стас, я не
