— Не надо думать об этом, — мягко попросил он.

Легко сказать, как я могу не думать!

— Я понимаю, это не так просто сделать, но постарайся заставить себя заснуть. Нужно быть сильной. Ведь никто не знает, какие испытания ждут нас в будущем.

— Надеюсь, что это самые страшные моменты моей жизни, которые мне пришлось и придется пережить, — с жаром воскликнула я. — Больше подобного я просто не переживу!

— Дай бог, — как-то загадочно отозвался он. — Дай бог, чтобы это оказалось именно так. А теперь — спокойной ночи.

Он осторожно прикрыл за собой дверь и вышел.

Мне очень хотелось крикнуть ему: «Не уходи, побудь со мной!» — но я не решилась, а вместо этого лишь тихо прошептала:

— Спокойной ночи.

Хотя какая она, к черту, спокойная! В моей жизни еще никогда не было более жуткой ночи. Я лежала, пялилась в потолок и не могла заснуть, хотя очень хотела погрузиться в спасительный омут сна…

— Больше подобного я не переживу, — сказала я.

Боже мой, как я ошибалась! Если бы я только могла даже не знать, а догадываться, ЧТО мне предстоит пережить и испытать совсем скоро. В какую пучину ужаса, отчаяния и боли доведется мне погрузиться. И смогу ли я выстоять, не сойти с ума? Но тогда я всего этого не знала. И искренне верила в то, что пережитый кошмар сегодняшней ночи и в самом деле окажется для меня последним. И поэтому вскоре я смогла уснуть…

На следующий день я проспала почти до обеда. Меня никто не будил. И, проснувшись, я в первый момент улыбнулась лучам яркого солнца, которые даже сквозь шторы заглядывали в окно и освещали комнату. Но потом тяжелым грузом навалились воспоминания о событиях вчерашней ночи, и улыбка сразу растаяла на моих губах, как клубничное мороженое, которое я еще вчера вечером ела с таким удовольствием. В то время Эля была еще жива и здорова… Теперь я буду всегда ненавидеть это мороженое, потому что его вкус станет напоминать мне эту трагедию…

Паша и Людмила обращались со мной как с тяжелобольной. Спрашивали, как я себя чувствую, не нужно ли мне что-нибудь. И хотя я понимала, что такая забота свидетельствует об их любви, меня это раздражало, хотя я и не показывала своих чувств, чтобы их не обидеть. Саши дома не было, как я поняла, он не пришел ночевать вчера. После нашей беседы накануне, у меня сохранилось смутное чувство, будто о чем-то важном мы так и не поговорили. Мне очень хотелось видеть его, но я не решилась расспрашивать, когда он вернется. Впрочем, и Паша и Людмила, похоже, этого не знали и ждали его появления с не меньшим нетерпением и волнением. Я подумала о том, что они, в отличие от меня, хорошо знали и самого мэра, и его дочку, дружили семьями, поэтому им сейчас тяжелее, чем мне. Ведь я едва знала эту бедную девочку, чья жизнь оборвалась так внезапно и жестоко. Но, несмотря на это, боль и горечь в моей душе были такими острыми, словно я потеряла давнюю подругу… Погода была чудная — солнечная, теплая. Но меня не радовало ни голубое ясное небо, ни солнечные лучи. Я знала, что Эля никогда уже не увидит ни солнца, ни неба, ни зеленого раскидистого дерева, которое росло под нашим окном. И от этих мыслей было грустно и хотелось плакать. Пашка пытался меня растормошить, предложил съездить на речку, искупаться или прогуляться по городу, но мне никуда не хотелось идти. Мне хотелось остаться одной. Людмила, кажется, поняла мое желание, и я была благодарна ей за ее чуткость и понимание. Она вдруг «вспомнила», что в доме нет необходимых продуктов, хотя на самом деле холодильник был полон, и сообщила Паше, что они должны срочно ехать на рынок. Паша попытался было сопротивляться, ему не хотелось меня оставлять, я это видела, но в конце концов все же сдался, и они ушли. Я смотрела с балкона, как они загружаются в симпатичный зеленый «Форд» Людмилы, который я прозвала лягушонком. Я помахала им рукой, они мне тоже. Я даже нашла в себе силы улыбнуться. Они уехали. А я еще долго стояла на балконе. Вдруг я заметила знакомую «Волгу», которая подъезжала к дому. Из «Волги» вышел Саша и направился к подъезду. Мое сердце забилось чаще. Я хотела окликнуть его, но отчего-то мой голос сел, и я не смогла этого сделать. Я метнулась к зеркалу, пригладила волосы, критически осмотрела свое отражение в нем. То, что я увидела, меня не обрадовало. Бледное осунувшееся лицо, опухшие глаза. Неудивительно после такой ночи… К тому же я много плакала. Я хотела быстренько припудрить лицо и подвести глаза, чтобы не выглядеть бледной спирохетой, но тут же устыдилась своего порыва. Как могу я думать о такой ерунде после всего, что произошло?! К тому же Саше сейчас вряд ли есть дело до того, как я выгляжу. У него другие заботы. Но я все же не могла удержаться и чуть-чуть подрумянила щеки и подвела глаза контурным карандашом, подкрасила губы бледно-розовой помадой.

Я оказалась права. Он едва взглянул на меня, когда вошел. Быстро поздоровался, спросил, как я себя чувствую, но, похоже, так и не расслышал моего ответа. Прошел в свой кабинет и довольно долго не выходил оттуда. Мне ужасно хотелось войти к нему и посмотреть, что он делает, но я не решилась. Дошла до того, что подслушивала под дверью, приложив ухо, но ничего не услышала. Ни звука, ни шороха. Тишина. Я тяжело вздохнула и отправилась на кухню выпить кофе, чтобы немного взбодриться.

На сей раз, когда я услышала его приближающиеся шаги, то не перепутала его с Пашкой, а сразу поняла, что это он. Он молча присел возле стола.

— Хотите кофе? — предложила я.

Он все так же молча кивнул. Я налила ему кофе и вспомнила, как совсем недавно мы сидели вот так же вдвоем на этой самой кухне, и все еще было хорошо, в моей душе царили мир и покой. А сейчас…

— Хотите, я сделаю бутерброды? — спросила я.

— Нет, спасибо, я просто выпью кофе. — Он отпил несколько глотков и посмотрел в окно.

— Но вы, наверное, проголодались. Хотите, я что-нибудь приготовлю? — как заботливая женушка, защебетала я.

— Не стоит, я не хочу есть. К тому же мне скоро надо уходить. Вот выпью кофе, чтобы не заснуть на ходу и пойду.

— Вы совсем не спали этой ночью?

— Нет, не пришлось.

Мы снова замолчали. Я хотела о многом его расспросить, но не осмелилась.

— Людмила Александровна и Паша уехали на рынок на машине, — сказала я, хотя он ни о чем меня не спрашивал.

— Да? — он посмотрел на меня, словно не понимая, о чем речь.

Взгляд его был обращен куда-то внутрь, в себя. И вообще он выглядел очень усталым, даже каким-то измученным и постаревшим. Я впервые заметила морщинки на его лице, возле рта, на лбу и у глаз. Под глазами залегли темные тени. Мое сердце пронзила острая жалость. Мне внезапно захотелось обнять его, поцеловать в эти морщинки, в усталые глаза, и сказать, как я его люблю и как он мне нужен. Желание было таким сильным, что я с трудом заставила себя сидеть на месте и пить свой кофе. Если бы на его месте был Пашка, все именно так и произошло бы, но я не могла точно так же вести себя с Сашей не только потому, что он был отцом моего мужа и женатым человеком. Думаю, что, даже если бы не существовало этих препятствий между нами, я все равно бы не смогла вести себя с ним как с равным. Слишком он был независимой и сильной личностью. И вряд ли бы он позволил жалеть себя и принял бы мое сочувствие. Похоже, он вообще не нуждался в чьем бы то ни было сочувствии и жалости. С любыми проблемами он может справиться сам, чего никак не скажешь обо мне…