– Ты у меня о смерти молить будешь, как о милости. Понял?

И вышла.

Глухо стукнула дверь. Медленно таял на стенах иней, подтверждая, что никому ничего не привиделось.

Первым, как и следовало ожидать, взял себя в руки Валежный.

– Тор Вэлрайо…

Молчание и стук зубов.

Пришлось подойти, аккуратно взять клиента за шкирку и перетащить подальше от лужи. Чтобы сапоги не испачкать. И тряхануть как следует.

А потом и пару оплеух отвесить.

Старинное народное средство подействовало. В глазах тора появилась искра разума. Небольшая, но отчетливая.

– Н-нет…

– Не приглашать больше ее величество? – мягонько так уточнил Валежный.

– НЕ НАДО!!! НЕ ОТДАВАЙТЕ МЕНЯ ЕЙ!!!

Валежный улыбнулся.

Почти так же очаровательно, как и Яна.

– Тогда, я полагаю, ты понимаешь, что от тебя требуется.

– Д-да, к-конечн-но…

– Испражняться будешь до донышка, сволочь. И попробуй только соври. Императрица нервничает, понял?..

Понял.

А казалось, что уже опорожнился.

Валежный сделал шаг в сторону. М-да… запасы дерьма в лионессцах безграничны. Воистину.

– Я все скажу!

– Вот и чудесно. Я сейчас распоряжусь – и будешь писать. Обо всем напишешь, шкура.

Тор Вэлрайо не возражал.

Напишет, подпишет… да хоть бы что. Только вот ЭТОГО больше не надо! Пожалуйста!!!

Того, что посмотрело на него из глубины карих глаз императрицы. Не надо, пожалуйста…

Мужчины переглянулись – и вышли. Об инее на стенах они дружно промолчали. А что тор Вэлрайо поседел за эти минуты… ну так не сдох же? Нет, не сдох, даже инфаркта паршивого и то не случилось.

Вот и замечательно.

* * *

– Ишь ты! Как наша анператрица умеет! – рассказывал вечером в трактире палач. – Споймали, значит, лионесского шпиена, ну и ко мне его. Я уж думал, крутить придется, али там огоньком, а она зашла… вот не соврать – на пару минут! Потом выходит из пыточной, как глянула, меня аж морозом по коже продрало. И ушла. А через пару минут меня зовут. Захожу, а там шпиен энтот, только седой как лунь, трясется весь и обделался! Чего уж ему анператрица пообещала, не знаю, но боится он ее хуже огня. И пишет, и пишет… даже спать боится!

– Пару минут, говоришь?

– Ага!

Присутствующие задумались. Но каких-то гениальных идей не родили – с чего бы? Чем так можно напугать изворотливую хитрую гадину за пару минут? Да еще без использования подручных средств?

Идей было много.

Но верных среди них не оказалось ни одной. Да и ни к чему…

Безвременье

Хелла поглядела в ледяное зеркало. Довольно улыбнулась.

Ее сила росла.

С каждой каплей пролитой крови, с каждой покинувшей мир Русины душой, с каждой минутой…

Она правильно поступила. Теперь, когда ее девочку признали официально, война ведется под ее знаменем. И все души – ее законная добыча. Это радует.

А сегодня она смогла сделать то, чего уже давно была лишена. Посмотреть на мир глазами своей смертной жрицы. Посмотреть…

Ненадолго, но почувствовать жизнь.

А для чего еще богам аватары? Безвременье… оно такое холодное. Такое пустое…

Хелла рискнула на последних крохах силы – и не прогадала. И теперь с удовольствием облизывалась на душонку тора Вэлрайо. Тоже пакость отъявленная, приятно будет такую скушать.

Сегодня она поставила на него свою печать. А после смерти…

Богиня улыбнулась в предвкушении удовольствия. Жаль, что у ее девочек осталось так мало времени. Но есть вещи, над которыми не властна и она.

Очень, очень жаль…

Русина, Звенигород

Письмо от Никона жом Пламенный прочитал внимательно. И порадовался за себя.

А что?

Кто умничка?

Он умничка! Мог бы расстрелять жома… то есть бывшего тора Мишеля Воронова, а он его помиловал! И сидит тор Мишель под замком, и поет грустные песни, может, даже стихи сочиняет…

Кто его знает?

Надо бы с ним срочно побеседовать. Был ли у Анны муж, и если да – то КАК?! Чтобы скрыть такое, надо не великой княжной быть, а матерым шпионом! Так что жом Пламенный позвал с собой охрану из особо доверенных (между нами – попросту глухих) и приказал себя сопровождать.

Жом Мишель радостным не выглядел. Наоборот – опустившимся.

Осунувшийся, небритый, нечесаный, хотя держали его не так чтоб в жутких условиях. В камере и кровать была, и помойное ведро, и даже таз для умывания с кувшином. Следили, конечно, ну так ты умывайся спокойно, а не громи камеру!

При виде Пламенного заключенный никакой радости не изъявил. Даже, наоборот, разозлился непонятно на что.

– Подонок!

– Я? – искренне удивился Пламенный. – Жом Мишель, вы что-то путаете. Я вам ничего не обещал, да и родного отца не убивал ради престола.

Мишель сверкнул глазами.

– Ты… ты…

– Безусловно, я, – изменил тон Пламенный. – У вас есть выбор, тор. Или вы сейчас рассказываете мне всю правду, или – вы мне все равно рассказываете всю правду. Но зубов, ногтей и части шкуры у вас не будет.

Мишель сверкнул глазами еще раз – и сдался. Мгновенно. Слякоть человечишка.

– О чем?

– О любовниках вашей кузины Анны, – не стал сразу баловать заключенного истиной Пламенный.

Мишель расхохотался.

Громко, издевательски, насмешливо.

– О ком?!

– О любовниках великой княжны Анны.

Мишель едва пальцем у виска не повертел. Не знал он просто этого жеста. В Русине обводили ладонью вокруг головы, указывая на сумасшествие… но это простонародье, быдло. А жомы так не делают.

Воспитание.

– Вы, любезнейший, – даже слегка снисходительно заговорил жом Мишель, – не представляете, кто такая Аделина Шеллес-Альденская. Своих дочерей она охраняла так, что девочки были обречены на вечную девственность.

Жом Пламенный качнул головой.

У него была другая информация. Но бить дурака он пока не приказывал.

– И все же, жом Мишель, у меня есть сведения, что как минимум одна из них имела любовника. Попробуйте припомнить.

– Анна? – задумался Мишель.

– Да.

Задумался тор честно. Вернулся мыслями в те золотые денечки, когда все были живы. И отец учил его выездке, и Петер улыбался и подшучивал, и… оказывается, это и было счастье?