Беннет натянула одежду и вышла из спальни хозяина пентхауза, даже не оглянувшись, когда раздался новый взрыв стонов от сплетенных у нее за спиной на матрасе тел. Она пошла в бар салона и налила себе должную меру виски «Корона». Четыре дня полного безделья, царящего в этом жилище, уменьшили содержимое бутылки до уровня последних двух сантиметров.

Беннет устроилась в одном из жутких кожаных кресел и вызвала комнатный процессор. Занавески, украшенные кисточками, закрывали стеклянную стену и не давали видеть ночной город. Голографический экран над громадной каминной решеткой с цветным освещением передавал новости местной станции.

Еще два нью-йоркских купола уступили одержимым. Репортеры давали изображение с выгодных точек мегабашни, распространяя слабое красноватое свечение. Полиция в Париже утверждала, что они захватили еще девятнадцать одержимых и бросили их в камеры ноль-тау. Проводились интервью с полубессознательными бывшими одержателями; один из них претендовал на то, что был захвачен Наполеоном; другая говорила, что ее использовала Ева Перон. Из Бомбея скупое официальное заявление уверяло резидентов, что все местные беспорядки находятся под контролем.

Несколько раз передачи прерывались утренним обращением президента, уверяющего, что не произошло никаких новых инцидентов с подозреваемыми одержимыми. Он заявил, что его решение закрыть движение вакуумных поездов полностью оправдалось. Местные правоохранительные органы успешно держали одержимых под арестом в тех печальных случаях, когда те ухитрялись устроиться в городах. Он призывал весь народ молиться за Нью-Йорк.

Беннет пригубила еще «Короны», наслаждаясь редким удовольствием, когда ощущение алкоголя проникало во все ее жилки.

– Значит, никакого упоминания о Лондоне.

– Совсем никакого, – подтвердила Западная Европа. – Я даже их и не запрещаю. Он все это время ужасно сдержан.

– Если он здесь.

– Он здесь.

– Вы так быстро прекратили движение вакуумных поездов.

– Я этого не делала.

– Правда?

Беннет так и вскинулась. Любая информация, какую она могла получить от Би-7, всегде восхищала ее. За все те годы, что она на них работала, она знала так мало о том, как они действовали.

– Кто же это сделал?

По звену связи прошла вспышка досады.

– Один коллега-идиот запаниковал. Жаль, что мы не все сосредоточились на этой проблеме.

– Сколько же их?

– Ни одного. Старые привычки умирают тяжело, а привычка к секретности в моем случае поистине очень стара. Вы с вашей навязчивой идеей обусловленного психологией поведения должны это оценить.

– Продолжайте. Вы должны быть снисходительны ко мне. Я ведь даже пукнуть не могу без вашего согласия. А я скоро превращусь в пар.

– Погладить по головке верную старую служанку?

– Как хотите, так и называйте.

– Очень хорошо, я полагаю, у меня есть некоторые небольшие обязательства. Вы вели себя восхитительно. Я открою один свой аспект при условии, что вы не станете больше мне надоедать.

– Договорились.

– Привычка. Она сформировалась за шестьсот лет.

– Ну и ну! Так вам шестьсот лет?

– Если точно – шестьсот пятьдесят два.

– Да какого же черта, кто же вы?

– Не забывайте – мы договорились.

– Ксенок, да?

По линии связи прозвучал сдавленный смешок.

– Я вполне человеческое существо, благодарю вас. А теперь – прекратите задавать вопросы.

– Шестьсот лет, – в ужасе прошептала Беннет.

Это было потрясающее открытие. Если это правда. Но у инспектора не было причин лгать.

– Так вы постоянно погружаетесь в ноль-тау; остаетесь там пятьдесят лет, и каждое столетие года на два выходите. Я слыхала, что люди так делают.

– Бог мой, как я разочарована. Это, должно быть, из-за того количества виски, которое вы поглотили, оно затуманивает вам мозги. Я не считаю себя такой уж земной. Ноль-тау, в самом деле.

– А что же тогда?

– Догадайтесь сами. Вы должны быть мне благодарны. Я вам дала нечто, что будет сохранять ваш мозг работоспособным до последних ваших дней. Вы начали становиться нездоровой и замкнутой. Теперь, когда все ваши файлы заняты и заполнены, вы нуждаетесь в свежей пище для мозга.

– Что же будет с моими файлами? Вы их опубликуете, да?

– Ах, сладкое тщеславие. Оно погубило куда более великих эгоманьяков, чем вы.

– Разве не опубликуете? – переспросила она, раздосадованная.

– Они пригодятся для архива моего народа.

– Вашего народа? Да что ему до…

Топографический экран дрогнул; известие из Эдмонтона, корреспондент крутился вокруг энергетического предприятия, охваченного саботажем.

– Вы это видели?

– AI улавливает микроколебания в электрических сетях пентхауза. Он там.

Взволнованный голос Западной Европы прервался щелчком на линии связи, как будто бы кто-то хлопнул ей по мозгам.

– Черт! – Беннет одним быстрым глотком покончила с виски. И ничего, что я могу сделать. Эта фраза застряла у нее в голове, все повторяясь и повторяясь. Теперь, когда этот момент обрушился на нее, в ней поднималось горькое негодование. Беннет с трудом поднялась на ноги. Квинн вовсе не собирался видеть ее унизительное поражение. И он слишком хорошо мог сейчас понять, что она является главной силой, призванной перехитрить его.

Беннет во всю мощь зажгла огни и повернула круг, позволяющий видеть пентхауз. Медленно, с насмешливой улыбкой она спросила:

– Ты где, Квинн?

Похоже было, что к жизни пробуждается какая-то плохо сфокусированная проекция аудиовидения. Какая-то темная колеблющаяся тень у двери спальни, загораживая двигающихся аколитов. Сначала тень была прозрачной, но быстро загустела. Верхние огни замигали, изображение на голоэкране сконцентрировалось в загрязненную радугу. Нейросеть Беннет раскололась.

Квинн Декстер стоял на мраморном полу, одетый в свое черное одеяние. Полностью материализовавшись, он смотрел на нее.

– Ах ты сучья кровь!

Его победоносный возглас зазвенел в черепе у Беннет. Целую секунду она смотрела на свое прекрасное создание, разглядывая каждую черту лица, вспоминая о злой мощи, заключенной под этой гладкой бледной кожей. Он возвращал ей ее взгляд. Скорее отражал, его глаза оставались неподвижными. Что-то не то. Не то! НЕ ТО.

– Погодите, это же не…

Выстрелила лазерная пушка. За целые километры над Беннет луч проник в хрустальный купол города. Он ударил в верхушку башни Пасторских Высот, преобразуя твердую углеродную структуру и сомнительный декор в поток ионов. Вспышка почти затвердевшего голубого света вырвалась из разрушенной вершины небоскреба.