— Как вы играете… — выдохнула она с восхищением. — Это самое красивое зрелище в мире. Можно смотреть бесконечно, как на огонь…

Макс, неопределённо хмыкнув, упёрся взглядом в вырез её курты. Грудь у Эмили взволнованно вздымалась — девушка всё ещё не могла окончательно уверовать в то, что повстречалась лицом к лицу со звездой, со своим кумиром.

— Нравлюсь? — спросил он насмешливо.

— Очень, — благоговейно выдохнула она. Макс поднял руку и чуть-чуть сжал пальцами щёку девушки. То ли ласка, то ли грубость… Эмили, кажется, забыла даже, как дышать. Он взял её за подбородок и развернул к себе — глаза в глаза.

— А вот так тебе тоже нравится?

Девушка пропищала что-то маловразумительное — похоже, от эйфории ей напрочь отключило мозги. Тогда Макс притянул её к себе и впился в губы поцелуем — нахально, почти агрессивно, бесцеремонно вторгшись языком к ней в рот. И вот тут Эмили, наконец, опомнилась.

— Нет… Макс… мистер Ионеску, пожалуйста! — слабо запротестовала она. И только после этого спохватился и он сам.

“Что ты творишь, придурок?!” — пронеслось у него в голове. Резко отпрянув от девушки, Макс едва сдержался, чтобы не вытереть губы ладонью.

— Извини, — выговорил он с запинкой. — Я просто… немного перебрал.

Господи, ну куда его понесло, зачем? Кому, и главное, что он хочет доказать? Себе: “Я мужик, у меня есть яйца”? Лере: “Видишь, косоглазая, я без тебя не пропаду”? Идиотизм…

Ошеломлённая девушка мигом подтянула свой рюкзак за лямки — и через секунду её как ветром сдуло. Напугал девчонку, сволочь, мысленно констатировал Макс. Злился он исключительно на свой поступок, а что касается Эмили… он не испытывал ни стыда, ни раскаяния, ни досады по её поводу.

Сердце молчало.

Ему было просто всё равно.

_____________________

*“Old Monk” (”Старый монах”) — марка тёмного индийского рома. Выдерживается семь лет, в отдельных случаях — двенадцать. Напиток имеет ванильно-шоколадный запах и вкус. Одна из наиболее популярных марок рома в мире.

**Свастика — вопреки распространённому заблуждению, этот символ не был придуман нацистами. Свастика является одним из самых древних и широко распространённых графических символов ещё с 8 века до н. э. Свастика в Индии традиционно рассматривалась как солярный знак — символ жизни, света, щедрости и изобилия. Была тесно связана с культом бога Агни. О ней упоминается в “Рамаяне”. Широко используется джайнистами и последователями бога Вишну. На севере Индии в настоящее время свастика используется в индуистских ритуалах, маркирующих начало (рождение, свадьба);

бинди — буквально, “точка” или “капля” на хинди. В индуизме — знак правды; цветная точка, которую рисуют в центре лба, так называемый “третий глаз”. Интерес хиппи-движения к Индии привёл бинди в Европу и Америку, где оно из спиритуального символа превратилось просто в модную деталь.

В самолёте Макс уловил встревоженный взгляд стюардессы, неосторожно брошенный в его сторону, несмотря на то, что она залакировала его дежурной вежливой улыбочкой. В принципе, её вполне можно было понять: пьяный на борту — это куча сложностей, будь он хоть трижды знаменит и популярен. Должно быть, бедняжка уже предвидела кричащие заголовки СМИ: “Во время рейса “Дели — Лондон” известный виолончелист заблевал весь салон самолёта и перепугал остальных пассажиров!” Могли бы, между прочим, вообще снять его с рейса — вот это был бы номер…

Виолончель, как обычно, путешествовала с Максом полноправной пассажиркой — по отдельному билету, на соседнем кресле, крепко пристёгнутая ремнями. Да, это всякий раз влетало в копеечку, но к ручной клади инструмент нельзя было отнести из-за внушительных габаритов, а сдать в багаж — означало гарантированно погубить, грузчики запросто могли швырнуть футляр с виолончелью с высоты трёх-четырёх метров.

Перед тем, как отключить телефон, Макс набрал номер Андрюхи. Это нужно, необходимо было сделать. Он мог бы позвонить ещё раньше, но не хотел делать этого до тех пор, пока не окажется в самолёте, чтобы быть уверенным: рейс вылетает вовремя, без задержек и проволочек. Слишком жестоко было бы дарить Андрею напрасную надежду, а затем снова отменять всё и извиняться…

— Да?! — гаркнул в трубку его друг. — Где ты?.. — и приправил непечатным выражением.

— Я в самолёте. Думаю, что приеду прямо на выступление, — стараясь говорить как можно более трезвым голосом, произнёс Макс. — Домой заехать уже не успею, если не трудно, захвати, пожалуйста, мой концертный костюм.

— Только попробуй опоздать, сука, — мрачно проговорил Андрей, и по его тону было понятно, что он на грани. — Потому что, если из-за тебя сорвётся концерт… оправданием может послужить только то, что ты сдох. Поверь, я тебе сам это с удовольствием устрою.

— Радикально. Может, хотя бы просто руку мне сломаешь? Сломанная конечность — тоже оправдание, не такое убедительное, разумеется, но…

— Дошутишься, мудила, — прошипел Андрей и бросил трубку.

Но нет, Максу было совсем не до шуток.

Стюардесса напрасно беспокоилась: почти весь полёт Макс проспал. За час до приземления всё-таки проснулся, выпил чашку чёрного кофе, затем пошёл в туалет и более-менее привёл себя в порядок. Одноразовая зубная щётка и паста, выданные авиакомпанией, оказались очень кстати: он почистил зубы и тщательно умылся, хотя видок у него всё равно оставался изрядно помятым, да и разило от Макса, вероятно, как из винного погреба. Странно, но при этом он почти не ощущал похмелья — голова болела, однако в мыслях царила полная ясность. Макс был сосредоточен на предстоящем концерте и принципиально не думал о посторонних вещах. Даже о Лере. Особенно о Лере… Всё, хватит ныть, сказка кончилась, наступили суровые будни, и сейчас ему следовало держать в голове только одно, а именно — шестидесятилетие его королевского высочества.

— Может, вы всё-таки перекусите? — заговорщически наклонившись к нему, проворковала стюардесса, кажется, безумно благодарная ему за то, что он не доставил ей никаких хлопот. — Вы же и обед пропустили, и ужин…

Макс прислушался к ощущениям собственного организма. При мысли о любой пище по-прежнему мутило, поэтому он просто попросил себе ещё кофе.

После того, как самолёт приземлился в аэропорту Хитроу и пассажиры устремились к выходу по узким проходам между креслами, Макс почувствовал, что кто-то подёргал его за рукав. Обернувшись, он увидел позади себя ту самую девчонку… кажется, Эмили, которая просила у него автограф в Дели. Ей-то что опять надо, подумал он, внутренне заранее напрягаясь.

— Макс… мистер Ионеску… можно вас на пару слов? — выговорила она, краснея. Он постарался скрыть досаду.

— Только если действительно на пару. У меня важное мероприятие, боюсь опоздать.

— Нет-нет, дело одной минуты! — заверила она. В этот момент они уже вышли из самолёта, вежливо попрощавшись с членами экипажа, и оказались в “рукаве”. Эмили семенила рядом с Максом, приноравливаясь к его широким шагам. Он молча ждал, что она ему скажет, мысленно готовясь ко всему: к признанию в любви, к просьбе предоставить бесплатный билетик на концерт, к угрозам и обвинениям в харрасменте, к наглому шантажу…