— Да. Я мгновенно поняла это по выражению его лица. Он только сказал, что если все откроется, то конец нашему бизнесу, и что я совершила глупость, наняв вас. Велел мне немедленно отказаться от ваших услуг и сказал, что сам все уладит. Убеждал, что ко мне это не имеет ни малейшего отношения и что я не должна тревожиться. Что он разберется без меня… — Она помедлила. — Я начала было говорить вам в то утро, после того, как… но вы не захотели выслушать. Сказали, что не можете больше на меня работать, что пусть теперь этим занимается полиция. А полиция уже пыталась привесить мне мотив. Если бы я рассказала им про эту интрижку, они бы непременно все повернули против меня. Доля истины в этом есть. Хотя…

— Но, не рассказав им ничего, вы этим самым не убедили их в своей невиновности.

Оливия покачала головой, и я увидела, как по ее жухнущей шее прокатилась судорога, она пыталась сдержать слезы. Они внезапно откуда-то накатили, удивив ее не меньше, чем меня. Она опустила глаза, и я подождала, пока она снова возьмет себя в руки. Наконец Оливия заговорила, но так тихо, что мне пришлось напрячься, чтоб уловить ее слова:

— Может, они и правы. Может, это я убила его. Потому что показала ему это письмо. Может, если б он его не увидел, с ним бы ничего… он был бы жив и здоров.

— Может быть, — произнесла я намеренно сухо. — Но его нет, а вы живы. И, на мой взгляд, вы не из тех женщин, которые способны без боя сдать то, чего достигли.

Она взглянула на меня, и мне показалось, что я уловила прежний блеск в ее глазах.

— Так или иначе, если вы ничего им не расскажете, расскажу я. Не то я рискую быть заподозренной в укрывательстве. А этого допустить я никак не могу.

Оливия хотела было что-то возразить, но раздумала.

— Хорошо, — сказала она. — Я им все расскажу.

— Чудесно. — Я поднялась и направилась к двери. — Последний вопрос, Оливия. И настоятельно советую сказать мне правду. Вы имеете представление, кто это женщина?

Она взглянула на меня. Морис был прав — глаза ее были прекрасны. В таких можно утонуть. Она покачала головой:

— Я понимаю, что это абсурд, но я постоянно вижу перед собой Лолу Марш. Когда она пришла ко мне в тот день и сказала, что хочет работать у Мориса, мне стало ясно, что она уже знает и о нем, и о том, чем он занимается.

— Но ведь его пациенткой она не была?

— Не была. И я даже сверила почерк в ту ночь, когда вы были здесь. Почерк не тот. Хотя у меня не выходит из головы ее вызывающий вид. Эта с трудом сдерживаемая ярость. Возможно, вы были правы. Возможно, мне не стоило в ту ночь ее так просто отпускать.

— Почему же отпустили? — спросила я, хотя уже знала ответ.

— Потому что, по правде говоря, невероятно, чтобы это была Лола. — Оливия рассмеялась. — Вспомните, маленькая, кургузая троллиха! Совсем не в его стиле. Нет уж, поверьте мне, если Морис мог мне изменить, то только с красавицей.

Разумеется, у выхода меня поджидал Грант. Очевидно, позволив мне так долго беседовать с Оливией, он ставил себя под удар, и ему не терпелось узнать, достойное ли он получит вознаграждение. Ну я и сказала ему, что Оливия сделала признание, затем, сосчитав в уме до пяти, добавила, что совсем не то, которого он так ждет.

Грант настолько спешил продолжить допрос, что далее не удосужился убедиться, что я покинула здание. Мы и остротами не перекинулись. Но меня это совсем не огорчило. Я всегда теряю интерес, едва сюжет набирает скорость. Должно быть, не туда расходуется адреналин.

Я даже не дрогнула, когда на стоянке столкнулась с Мартой, уже приодевшейся к рабочей смене: белые башмачки, белые носочки, белый халатик. Чистота и непорочность. Чего не скажешь об улыбке.

— Скажите-ка, частный детектив! Зачастили к нам. Как поживаете?

— Неплохо, — сказала я.

— Оказывается, я промахнулась, не ту назвала. Мне очень жаль.

Я повела плечами:

— Ошибиться было легко. Комната все-таки та.

— Теперь как будто это не так актуально, правда?

— Похоже.

— Как она?

— Миссис Марчант? Не в радости.

— Зато в богатстве.

— Да. — Присовокупить к списку мотивов, и с каким наслаждением полицейские будут это обмусоливать. — Полагаю, что да.

— Они забрали ее автомобиль, знаете?

— Знаю.

— Рассчитывают, наверно, что-то найти.

— Возможно.

— Что, плохи ее дела?

Меня поразило, с какой уверенностью Марта это сказала.

— Какая осведомленность!

Она взглянула, и мне показалось, что сейчас она мне что-то скажет такое, от чего все перевернется, что она поднесет мне какой-то сюрприз на тарелочке. Ох уж эти фантазии частных детективов! Нет, Марта просто усмехнулась.

— Откуда мне знать? Я здесь человек маленький.

— Вот уж нет! Я слышала, вас на время поставили заведующей.

Марта отозвалась со смехом:

— Что ж, с тех пор здесь дела явно пошли в гору. А вот спинка ваша, между прочим, по-прежнему в плохом состоянии.

— В худшем, — сказала я. — В значительно худшем.

— Предложение по-прежнему в силе.

— Благодарю. Кстати, что такое, по-вашему, Лола Марш?

— Эта девчонка-с-ноготок, мастер косметической маски? Да уж, здорово она меня обдурила.

— Так что, стоит держать ее на прицеле? Марта пожала плечами:

— Говорят, его ударили в шею.

— В шею.

— Тогда бы ей пришлось встать на стул, верно?

— Пожалуй, да, — сказала я с улыбкой, распахивая дверцу машины. Вне сомнения, «Замку Дин» Марты будет явно не хватать. — Да, ну а есть какие-нибудь новости насчет новой работы?

— Да. Меня взяли.

— Поздравляю. И когда приступаете?

— Э… пока не решила.

Любопытно. Может, она уже вошла во вкус, заменяя Кэрол? А может, подыскала себе новую партнершу для игр? Я очень надеялась на второе. Пусть хоть кому-то в этой кутерьме обломится некоторое удовольствие. Марта помахала мне рукой и пошла к своим губочным насадкам.

Катя назад по шоссе, я все думала про Лолу Марш. Но хоть голова моя пухла от вопросов, не имевших ответов, все-таки Лола по-прежнему не задевала во мне ни одной струны. Может, я просто запуталась в силках Оливии и для меня тоже красота подменила собой сущность? Хотя не думаю.

Почему-то Лола мне казалась слишком мелкой для такого преступления. И не рост ее был тому причиной. Я снова сместила Лолу во второй список.

В конце шоссе я съехала заправиться и проглотить бутерброд. Девица за прилавком на бензоколонке красила себе ногти — каждый в свой цвет. Прямо скажем, не в духе «Замка Дин». Я следила, как она одной рукой сует в щель кредитную карточку, а другой в этот момент помахивает в воздухе, подсушивая лак на ногтях. Шикарная девица. Крупная, панкообразная — в замасленных джинсах, короткой, обтягивающей майке, с черными волосами, которые она то и дело взъерошивала. Она была аппетитно пухловата, что характерно для некоторых молодых девчонок лет двадцати: какая-то щенячья прелесть плоти, здоровой, мощной. Девица подалась вперед, придвигая мне через стойку бланк, и в вырезе футболки без рукавов обнажились налитые груди. Она усмехнулась и слегка подтянула вверх узкую лямку плеча. Мне, насмотревшейся на перекроенную плоть, было так радостно увидеть кого-то, кто не зациклен на своих формах. И в данном случае формы действительно были ее собственные. Интересно, положил бы на такую красотку глаз Морис Марчант? Прельстили ли бы его эти естественные идеальные изгибы? Или, как я подозревала, в его вожделении всегда присутствовал элемент нарциссизма?