Ставки в его игре были велики как никогда.

Он был буквально одержим желанием затмить Ибсена. Он требовал для себя лучших условий издания своих произведений, чем были у Ибсена и Бьёрнсона. «Дело в том, что собрания сочинений последних знаменуют завершение их творческого пути, и разница между ними и мной состоит в том, что я нахожусь в расцвете творческих сил и многое у меня еще впереди . Я не дебютант, я работаю как профессиональный писатель уже в течение девятнадцати лет и выпустил девятнадцать книг, которые переведены на шестнадцать языков, меня постоянно переиздают, особенно в Германии и России (правда, от русских издателей я до сей поры не получил ни единого эре). Я постоянно получаю восхищенные письма от почитателей со всего света, включая Латинскую Америку и Австралию, хотя больше всего, конечно же, из европейских стран. А здесь, на родине, меня все еще продолжают издавать теми же тиражами, что и тогда, когда я дебютировал девятнадцать лет назад. Хочется надеяться, что теперь что-то переменится»[179].

В тот же день, когда он подписал новый контракт, он получил сообщение, что в возрасте 82 лет умер его отец.

Прочь из города

Когда весной 1907 года скончался его отец, Гамсун не поехал в свой родной Нурланн, чтобы принять участие в похоронах. При том что он то и дело пускался в рассуждения о том, что мечтает побродить тропами своего детства. И вот повод. У него есть деньги. Добраться от столицы до Нурланна не так уж и трудно: пять суток поездом и пароходом. Такое путешествие могло быть важным для его творчества, ведь он работал над рукописью книги, где действие происходит в Нурланне. Поездка могла бы оживить давние впечатления. Он мог бы увидеться с родней, с братом, которого не видел уже около тридцати лет. И для его семидесятисемилетней матери стало бы подлинным утешением, если бы ее знаменитый сын принял участие в похоронах.

Вместо этого он принялся готовить текст своего выступления, которое должно было состояться через неделю в норвежском Студенческом обществе. В нем он обрушился на четвертую заповедь о почитании отца и матери. Он заявил, что безоблачное детство — это миф. «Взрослый никогда не может страдать так безгранично и беспредельно, как ребенок. „Счастливое детство“ — насквозь лживая старая выдумка, ни один взрослый не страдает так отчаянно и безнадежно, как дети, на которых любая мелочь производит впечатление. Счастье лишь в том, что дети быстрее забывают, быстрее выходят из страдания, чтобы, едва чему-то порадовавшись, вновь погрузиться в боль. Детство — самая трудная пора в жизни»[180]. Четвертая заповедь, по мнению Гамсуна, это пережиток каменного века, она перевернута с ног на голову: это родители должны чтить своих детей и вообще молодых, а не наоборот.

Потомство нужно родителям для того, чтобы было кому передать наследство, а ребенок не несет за это ответственности. И воспитание — это не то, за что ребенок должен быть благодарен.

На газетных страницах разразилась целая буря.

В июле он покинул столицу вместе с Викторией, которая согласно договоренности должна была провести с ним несколько летних недель. Он очень хотел пожить за городом, но на таком расстоянии, чтобы, сев на поезд, можно было с легкостью оказаться в столице. Они поселились в отеле в Конгсберге, в городе, основанном добытчиками серебра.

Здесь он и прожил всю осень, вплоть до зимы 1908 года. Его комната была расположена на втором этаже и окнами выходила на тихий дворик с садом. Вдоль двух стен комнаты и отчасти вдоль третьей, он повесил книжные полки, которые сплошь заставил книгами. На обеденном столе возвышались горы газет и журналов. Из всего этого он никогда ничего не выбрасывал и даже не позволял горничным вытирать пыль.

В комнате у него находилась большая поленница, целый метровый штабель, дрова были сложены крест-накрест. Он сам колол дрова, носил их наверх и складывал так, как его в детстве научил дядя. Таким образом, когда он читал, писал или спал, постоянно ощущал запах сосновых поленьев. Над кроватью у него висела фотография Виктории, украшенная веткой сирени, которую она подарила ему перед своим отъездом.

В столице Гамсун почти не бывал. Теперь ему было совсем ни к чему сбегать из отеля, так как его брак с Берлиот развалился. Казалось, он обрел покой. Только и делал, что подбрасывал сосновые дрова в печку, гулял, играл со знакомыми в карты, но просто так, не на деньги.

Постепенно у него созрело решение отказаться от продолжения романа «Под осенней звездой», этой истории стареющего Кнута Педерсена. Этот персонаж был ему нужен, когда он хотел скрыться от городской жизни и Берлиот. Теперь, когда разрыв уже произошел, его героем стал более молодой и более жизнеспособный Бенони Хартвигсен, о котором он начал писать еще три года назад. И вот зимой 1908 года — творческий подъем.

Один за другим в его сознании возникают персонажи, он наделяет их чертами тех людей, которых он знал в юности или о которых ему рассказывали. Наконец, кое-что он почерпнул и у Марка Твена, в Америке он читал много его произведений. Он попытался сделать это уже в «Мечтателях», но тогда это были лишь первые шаги. Теперь же он развернулся вовсю, его художественное мастерство стало многообразным: преувеличения и юмористические эффекты, потешные словечки и выражения из того диалекта, который он забыл, после того как двадцатилетним юношей покинул Нурланн, чтобы стать писателем.

Он создает искрящуюся комедию народной жизни, его персонажи гротескны, он их высмеивает, подтрунивает над ними, но с огромным чувством такта и теплотой. Из массы людей в поле его зрения попадает тот или иной персонаж, с присущими ему характерными чертами и манерой говорить. Они употребляют порой какие-то странные, неправильные слова, совершенно не к месту, как Бенони, который говорит, что Мак «вытащил его из грязи», а порой способны на блестящие сравнения. Бенони шутит, что количество сельди во фьорде «дано знать лишь тому, кто сосчитал звезды на небе».

И среди всех этих персонажей находится сам Гамсун как вдумчивый повествователь. Изображая своих героев, он в чем-то скрывает их суть, встает на их защиту и объясняет их. Таким образом, он меняет свою функцию рассказчика. В своей предыдущей книге он много разговаривал с самим собой.

В этой книге, которую он назвал «Бенони», по имени главного героя, Гамсун полностью царит над текстом.

В возрасте сорока восьми лет Гамсуну удается усовершенствовать ту эстетику, которая у него начала складываться во время написания романа «Мечтатели», — стремление дистанцироваться от своих персонажей.

Такого рода дистанция была ему необходима, потому что он не хотел больше проникать в душевные глубины своих героев, он не хотел больше быть ни субъективным, ни объективным.