Я выбираю…

– Давид?

На пороге мужчина, и он хмурится, когда замечает Алана. На его лице играют желваки, вены вздуваются под кожей. А челюсть сжата так сильно, что я почти слышу скрип его зубов.

Давид не злится, и даже не гневается. Слишком простое описание, того, что я вижу. Это ярость. Чистая, ослепительная ярость. Плещется в его темных глазах, выражается в том, как мужчина сжимает моё запястье.

Давид в ярости.

И он заходит в номер.

Глава 30. Аня

Давид смотрит прямо на меня, с грохотом закрывает дверь. На секунду меня оглушает, но я нахожу в себе смелость не прятаться за Алана. Смотреть в ответ, вдыхая кислород через раз.

Я не знаю, что можно сказать.

Прости, Давид, просто я такая. Немного бракованная, что-то не так. В клетках ДНК, сердце или мозгах. Но мне нравятся оба, хотя это неправильно не должно так быть.

Если бы ты пришел первым, Давид. То это бы Алан нас застукал. Очевидно, что у меня сбой, и я просто не могу отталкивать никого из вас. Не получается, хотя я очень старалась

Давид, знаешь…

– Ты уедешь отсюда, сейчас же, - чеканит слова, будто наотмашь бьет холодом в голосе. – Очевидно, куколка, тебя нельзя оставлять без надзора. Поэтому собирай вещи и…

– Нет.

– Нет? – Давид вскидывает бровь, усмехается. – Ты думаешь, что это что-то решит? Твоё «нет» и я передумаю? Просчиталась, Ань.

– Нет. Я перееду, а дальше? Появится Алан и заберет меня. А потом снова ты. И что? Ещё одно свидание? Игра в русскую рулетку? Как… - делаю шаг от Алана, не позволяя притянуть меня. – Как я должна выбрать, чтобы оба приняли это?

– И ты решила…

Давид делает шаг ко мне, а в глазах мелькает огонек. Я жмурюсь, инстинктивно. Жду, что сейчас мужчина скажет что-то грубое. И Алан, конечно, ответит, защитит меня.

А после они сцепятся. Напряжение звенит в воздухе, пощипывает затылок. Я словно ступила на мину, слышу, как тикает таймер. У мин нет отсчета, но я слышу.

Или это стук сердца?

Вся нормальность словно висит на полоске, а я провожу лезвием раз за разом. Одно неверное слово и всё вокруг рванет. Потому что каждый из нас на переделе.

По моей вине.

– Решила не выбирать? – вместо оскорблений Давид лишь притягивает к себе. Охаю, когда врезаюсь в его грудь. Всё ещё боюсь посмотреть. – Плохой ход, куколка. Проваливай, Литвин.

– Воронцов, сейчас не время. Очевидно, что ты нам помешал. И Анна выбрала меня. Поэтому…

– Ты ещё не понял? Или ты ему не сказала?

Распахиваю глаза, перепугано смотрю на Давида. Только ему я призналась, насколько сложно мне выбирать. Между двумя мужчинами, которые как американские горки.

Страшно, дух захватывает, сердце колотится. Знаю, что полечу вниз, буду задыхаться и терять сознание от скорости. А в конце горки всё закончится. Знаю, но не хочу ничего менять.

– Давид…

– Не сказала о чем? Блядь, Анют, не говори что ты с ним…

– А если да? Если… - глотаю воздух, пытаясь найти силы, чтобы услышать ответ. – Если я уже не… Если что-то было с Давидом, то ты уйдешь? Или…

– Сначала набью морду Воронцову, а после уйду. Вместе с тобой.

С губ срывается облегченный вздох. Алан говорит то, что я хотела услышать. Злится и не верит в сказанное. Но это хорошая ложь, приятная. От неё всё теплеет внутри, заполняется радостью.

– Я сегодня сказала Давиду… Сказала, что вы оба мне нравитесь. В этом проблема выбора. Если бы… Если бы вы оба были мне противны, я была бы счастлива. Или если бы один не нравился. Или ещё что-то, хоть какие-то негативные чувства. Но нет, Алан, нет. Я поэтому… Я не могу просто, меня тянет к двум. Вот такая я, неправильная.

Никто не спешит меня поправлять и успокаивать. Алан молчит, переваривая услышанное. А Давид проводит пальцами по моему лицу, надавливает на губы.

Я вижу, как он понемногу успокаивается. Мужчина всё ещё напоминает сжатую пружину. Вот-вот и выстрелит. Но его плечи расслабляются, а взгляд прекращает ранить.

– И что, куколка? Предлагаешь выбрать нам?

– Я… Да! – касаюсь кончиком языка губ, пораженно переводя взгляд с одного мужчины на другого. – Да, вам. Вместо того, чтобы дергать меня, займитесь этим сами. Просто поговорите и решите, как закончится эта история. И…

Договорить мне не позволяют. Давид сдавливает моё лицо, а после целует. Сильно и яростно, скользит языком ко мне в рот. Мужчина словно не целует и ласкает, а наказывает.

Или присваивает.

Ни капли нежности, только дикое желание. Оно пьянит, взрывает атомы кислорода в крови. Под кожей всё горит, а давление внизу живота нарастает. Перетекает жаром между ног.

Давид целует меня на глазах Алана, сжимает крепче. Его ладонь проникает под халат, проводя ладонью по талии. Надавливает на подрагивающий живот, сжимает ягодицы.

Мужчина касается быстро и жадно. Грудь и талия, захватывает волосы. Не дает привыкнуть, меняет напор и место. Делает всё, чтобы каждая клеточка жаждала ласки.

– Алан…

Выдыхаю имя, когда мужчина дергает меня на себя. Обнимает со спины, лишь разворачивает лицо к себе. И тоже целует, стирает вкус Давида, заменяет своим.

Его пальцы чертят узоры на ложбинке меж груди, избавляют меня от халата. Одежда падает вниз, как и моё сердце. Летит, разбивается о пол. От мысли, что я полностью обнаженная перед этими мужчинами, начинаю задыхаться собственным возбуждением.

Открытая и беззащитная.

И им это нравится.

Они словно сцепились за меня. Оба касаются, рвут на части. Мои губы пульсируют и пылают от постоянных поцелуев. Давид и Алан перехватают меня друг у друга, пытаются перекрыть чужие касания.

Их словно сорвало, толкнуло за грань. Два пса, которые теперь борются за любимую игрушку. Тянут на себя, касаются в четыре руки, по очереди сжимают мои соски.

А я ничего не могу сделать. Задыхаюсь от такого давления. Непривычного, дикого, бесконтрольного. Мне кажется, что от их прикосновений я превращаюсь в глину. Плавлюсь от горячих рук, позволяю крутить меня и целовать.

Чьи-то пальцы сползают ниже, проводят по влажным половым губкам. Я даже не понимаю, кто и что со мной делает. Всё проходит в тумане, из-под опущенных ресниц наблюдаю за их лицами.

– Вот так, куколка, - Давид дышит всё чаще, собирая мои волосы. Открывает