Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он коротко кивнул.
– Не говори никому, сынок. Пожалуйста.
– Ирени должна знать.
– Нет. Это пройдет. Прошу тебя, сынок. – Он улыбнулся мне притворной злой улыбкой. – Я в порядке. Супер. Просто маленькая проблемка.
– Вы уверены?
– Станет лучше, когда я… когда я отдохну у подножия.
Двигаясь с болезненной медлительностью, он снова пристегнулся к страховочной веревке – по крайней мере, он видел достаточно хорошо, чтобы сделать это, – и начал неуверенно спускаться обратно по склону.
Я понаблюдал за ним минут пять, но он, похоже, поймал свой ритм. Он, может быть, и не стал моим любимым персонажем здесь, но я не хотел, чтобы с ним случилось что-то плохое. «А почему, собственно, и нет? Ты мог бы выложить это на сайт, и тогда не пришлось бы тащиться в Лагерь III», – мелькнула мысль.
Мне до смерти не хотелось двигаться дальше: я испытывал неодолимый порыв последовать за ним вниз.
Я догнал Марка, которому требовалась передышка через каждые два шага, и дальше мы уже вдвоем, часто останавливаясь, отправились к тому месту, где нас ждали Дордже и Мингма. Ванда уже давно миновала их и продолжала резво подниматься, причем без кислорода. С минуту я переводил дыхание, а затем сказал Мингме:
– С Малколмом проблемы.
– Большие проблемы?
Ну вот, началось. Я понимал, что если я заложу Малколма, Тадеуш может отчислить его из группы. Он и так уже мог его отчислить за то, что тот не поднялся в Лагерь II. И я остановился на компромиссе:
– Точно не знаю.
– Он пошел вниз?
– Да.
Мингма кивнул, но не стал торопиться, а первым делом убедился, что мой кислородный баллончик находится в рюкзаке и что я знаю, как проверить, не перегнулся ли шланг, не перекрылось ли поступление газа. Я впервые вдохнул кислород, имевший легкий металлический привкус. Тадеуш проводил с нами тренинг по использованию кислородного оборудования в ПБЛ, но вместе с защитными очками я маску еще не примерял. Ощущение было такое, будто всю мою голову затянуло пластиком. Эффект я почувствовал минут через десять: тело наполнилось теплом, вернулись проблески оптимизма. Мингма показал мне два пальца, что означало «расход два литра в минуту». Нужно было экономить свой кислород; мы могли нести на себе только два баллона. Я поднял вверх два больших пальца.
«Последний рывок. Идем», – скомандовал себе я.
На этот раз я пошел первым, а Марк через некоторое время двинулся за мной.
Вот дерьмо, вот дерьмо, вот дерьмо.
Я снова обрел свой ритм, да так удачно, что мы обогнали Робби и Говарда. Марк даже нашел в себе силы для того, чтобы победно покрутить перед ними задницей, когда мы снова пристегнулись к веревке выше их. А потом как будто что-то щелкнуло внутри меня. Я вдруг перестал фокусировать внимание на жжении в бедрах, хрусте в лодыжке, на обветренных щеках. Джульет, Марк, Тьерри, Малколм и украинцы исчезли из моей головы. Остался только я сам, мое тело и гора.
Нечто подобное я ощущал, когда мы с Крисом взяли Эгюий-Верт, только теперь это было намного интенсивнее.
Вот почему Ванда занимается этим. Вот почему это делала Джульет.
Я остановился, чтобы оглядеться по сторонам. Передо мной раскинулся великолепный пейзаж с видом на Пумори и Чо-Ойю, которые казались маленькими по сравнению с тем пиком, куда направлялись мы. Я изучил все выступы и трещины на северо-восточном гребне, ведущем к пирамидальной вершине. «Ты можешь сделать это. Ты можешь взять Эверест, Сай». Это очень напоминало те бросающие в дрожь манящие голоса, которые я слышал, когда вырывался из капкана пещер. «Ты можешь это сделать, Сай». Я понимал, что оставалась еще миля пути по вертикали, но я мог ее пройти. И хотел. Это было достижимо.
Мне вдруг вспомнились слова Малколма о лихорадке вершины: «Когда ты находишься здесь, к тебе цепляется какая-то нить».
Не это ли я чувствовал сейчас?
«Нет. Ты пока что еще не там».
Эта мечта была частью чьей-то чужой жизни.
Когда мы с Марком, словно зомби, делали последние шаги, поднялся ветер, который бросал нам в лицо зернистую ледяную крошку. Снега здесь было мало, ветер сдувал его, обнажая скалу и следы прошлых восхождений на ней. Старые обрывки нейлона, которые видела еще Джульет, вышли на поверхность, после того как много лет пролежали под снегом. Возможно, какие-то из этих обрывков принадлежали ей. И снова наш лагерь оказался намного выше всех остальных, на самом хреновом и открытом месте; но, чтобы направить нас, вышла Ванда, и в очередной раз ее красный защитный костюм стал для нас путеводным маяком, ведущим домой. Как только мы достигли нашей палатки, Марк поспешно сорвал кислородную маску, и его стошнило.
Мы с Вандой помогли ему заползти внутрь, а потом она ушла собирать для нас снег – это было непросто, поскольку немногие оставшиеся в округе сугробы часто оказывались расписаны желтыми пятнами мочи. Когда она вернулась, я уже восстановил дыхание и рассказал ей, что Малколм спустился вниз.
– Он заболел?
«Не говори никому, сынок».
– Думаю, с ним всё в порядке. А Тадеуш разрешит ему подняться на вершину, раз он не смог добраться до Лагеря II?
– Не знаю. Надеюсь на это.
В тот вечер мы с Марком снова оказались не в состоянии проглотить даже кусочек шоколада и лишь с восхищением наблюдали за тем, как Ванда уминает два пакета овощного супа.
Во всем теле пульсировала усталость, но спать не хотелось. Я опасался новых кошмаров с Эдом в главной роли, которые могли прийти на этой высоте. «И давай не забывать, что именно здесь у Джульет случился плотный контакт с ее особым другом, Сай».
Делая время от времени глоток кислорода из баллона, я то проваливался в дремоту, то выплывал, но снов на этот раз не видел. Проснувшись, я обнаружил, что палатка наполнена золотистым сиянием. Закутанный во все свои одежки, лежа между Вандой и Марком, я впервые за много лет почувствовал себя частью чего-то большого. Между нами установилась некая связь. Я пробился дальше, чем казалось возможным. И не утратил того страстного желания, вспышку которого ощутил, когда смотрел на вершину.
И снова, в очередной уже раз, я забыл, зачем нахожусь на этой горе.
Для возвращения к действительности мне потребовалось грубое напоминание.
Выкатившиеся из орбит глаза этого человека напоминали сваренные вкрутую яйца, в уголках рта белела пена, но впоследствии меня больше всего терзали воспоминания о звуках, которые он издавал при дыхании: это был низкий хриплый рокот – как у отказывающейся заводиться газонокосилки. Он лежал на окраине лагеря в том месте, где мы должны были разделиться для спуска в базовый лагерь, в окружении каких-то людей, переговаривавшихся по рации.
Марк, застыв, уставился на него, и Ванда схватила его за руку.