— Не нужно, госпожа.

— Но почему же…

— Не нужно, — отказался Сэли. — Ешьте.

— Спасибо.

Потом я сидела в своей палатке в обнимку с фламбергом и угрюмо дожидалась графа. К счастью, он не приехал — не знаю, что было бы, попытайся Йарра ко мне прикоснуться. Мечом бы пырнула, честное слово.

— Как она, Сэли?

— Молчит, Ваше Сиятельство.

— Ест?

— Ест.

— Хорошо.

И так изо дня в день.

Утром — холодная склизкая мгла, густая и плотная. Она стелилась по земле, текучим саваном окутывала холмы, и с высоты лошадиной спины в ее клочьях виделись раззявленные рты и пустые глазницы. Ворона боязливо всхрапывала, высоко, будто в пассаже, поднимала передние ноги — я так и не смогла убедить ее, что в тумане нет ничего опасного, главное, не вглядываться долго в эти клубы, в эти сплетения и фигуры, не вслушиваться в шорохи и всхлипы, раздающиеся в зарослях.

Завтрак — еду мне добывали телохранители. И если словам варвара о ее покупке я верила, то Кайн… Он был неисправим.

— Повесят тебя за мародерство, и правы будут.

— Какое мародерство, госпожа, о чем вы? Я всего лишь взял немного мяса… И сыра… И изюм, вот. Вы же любите сладкое!

— А серебряные ложки тебе зачем? И кубок?

— Нашел, госпожа! Светлыми клянусь, нашел!

С восходом солнца колонна выступала на марш — войско двигалось в сторону Скорфи, небольшого городка в дельте Донна. Армия ползла линнейской анакондой, медленной, объевшейся, делая по десять-двенадцать лиг в сутки: впереди разъезды, Йарра, Сибилл, лорды-командующие, в центре — пехота, которую обтекают рыцари. Иногда с флангов слышались крики, звон оружия, и тогда сотня останавливалась, замирала, в любой момент готовая перестроиться в боевой порядок. Сэли выдергивал меня из седла, а близнецы прикрывали с боков — как какую-то… совершенно беспомощную девчонку! Сначала мне это было безразлично, как и все происходящее вокруг, потом стало раздражать — по мере приближения к Скорфи нападения нежити участились, а Сэли, кажется, получал какое-то извращенное удовольствие, удерживая меня под мышкой.

— Пусти! — рявкнула я, выворачиваясь из его рук. — Пешком пойду!

Спустя пару часов такого «путешествия», как обозвал мое пребывание в действующей армии Йарра, я сняла плащ, потом ламелляр, а на стоянке избавилась от шоссов — казалось, их вес увеличивается на стоун с каждым шагом.

— Граф будет недоволен, — попытался остановить меня осторожный Дирк.

— Плевала я на твоего графа, — прошипела я, натягивая наконец-то любимые сапоги, и сбросила капюшон хауберка.

— Госпожа, оставьте платок на голове, — тихо сказал Сэли. — Все знают, что вы леди Главнокомандующего, но не стоит лишний раз провоцировать мужчин.

Можно подумать, у меня фламберг для украшения болтается.

— Как она?

— Сняла всю защиту, кроме кольчуги. Не рекомендую попадаться ей на глаза — прирежет.

Граф криво улыбнулся — злая Лира импонировала ему куда больше апатичной девицы.

— Присматривай за ней, Сэли.

Свою первую нежить я убила на пятый день марша.

Это был гуль — восставший мертвец, мерзкая тварь, одержимая желанием жрать. Весь в трупных пятнах, с горящими красным глазами, он прыгнул на мечника, шагавшего впереди, и вгрызся в его горло. Засопел, зачавкал, жадно разрывая плоть, и я увидела белый столб человеческого позвоночника всего в трех локтях от меня. Мечник задергался, обмяк, и фляга, которую он собирался завинтить, упала в пыль.

Сэли не оттолкнул — отшвырнул! — меня за спину, выдернул из ножен двуручник:

— Не высовывайтесь!

Мечники перестраивались, разбиваясь на сработанные пары, и вдвоем нападали на гулей, сыпавшихся из выходного окна портала. Кто-то толкнул меня, кто-то обругал, кто-то, узнав, отпихнул еще дальше от нежити:

— Стойте здесь! — а я все не могла отвести взгляда от парня, которого дожирало чудовище.

Его звали Рэнди — я запомнила. Всего два часа назад он затянул хулиганский мотив, который вообще-то не пристало напевать при леди, — о солдатах, чье главное оружие… хм… совсем не клинок, — за что и получил по уху от командира. Обернувшись, злобно покосился на меня и вытаращил глаза, когда я начала насвистывать припев:

Да ну? Ну да!

Сильнейшее оружие пониже живота![13]

Когда постоянно крутишься рядом с казармами, на плацу — не такого наслушаешься, и я уже давно не тушевалась от пошлятины.

Спустя час вся колонна горланила вместе со мной:

…Будут девчонки

Довольны и рады!

Будут в подоле

Новые солдаты!

Рэнди пел громче всех и время от времени лил на голову воду из фляжки — солнце палило немилосердно. Сейчас его фляга валялась в пыли, и чеканная роза на ней из серебристой превратилась в алую.

Я выхватила фламберг, пригнувшись, проскочила под чьим-то свистнувшим мечом, полоснула одну из тварей по ногам и бросилась к мигающему порталу. Гуля, что загрыз Рэнди, я убила походя — увлекшаяся едой тварь даже не заметила меня; а дальше все завертелось сплошной каруселью, как на уроках Роха, — только вместо деревянного меча у меня был посеребренный фламберг, а вместо палки Наставника, летящей в голову, в грудь, бьющей по ногам, — нежить.

— Мы потеряли десятку солдат, Ваше Сиятельство!

Зрачки Сибилла то вытягивались, превращаясь в кошачий зрачок, то сужались в точку — пламя, которое он был готов вылить на гулей при малейшей угрозе жизни Лиры, жгло ладони, требовало выхода, и маг стряхнул его на ближайший куст, превратив бузину в хлопья пепла.

— Она уже сейчас стоит этих десятерых. Представляешь, что будет, если я ее обучу?

— Если удержите.

— Удержу, — скривил губы в улыбке граф.

После боя с гулями я снова перестала спать.

Страшно было. Непривычно страшно. Я даже в замке Дойера так не боялась, ведь там мне противостояли обычные люди, а не маги, способные открыть портал в любую точку страны — даже сюда, в эту палатку — и напустить нежить, готовую насаживаться на клинок, лишь бы дотянуться до горла.

Всю первую ночь я просидела в обнимку с фламбергом, вздрагивая от каждого шороха, и мои ладони были мокрыми от пота. Я даже полог неплотно опустила, чтобы иметь возможность быстро выскочить в случае опасности, и теперь палатка медленно наполнялась клубами тумана. Когда плотные молочно-белые языки подбирались слишком близко к ногам, я делала отвращающий знак, и они замирали, застывали, отползали назад, чтобы спустя несколько минут снова выпустить тонкие нити, похожие на виноградные лозы.