Следующие решения «на всякий случай» были приняты в 1513 году на переговорах между испанскими властями и представителями папы в Вальядолиде и Бургосе — коренное население Нового Света должно было под страхом кары и порабощения присягнуть на верность испанской короне и католической церкви. Индейцы признавались низшими существами, по воле божьей сотворенными для услужения испанским завоевателям, грязными и не имеющими гражданских прав созданиями, которых надлежало принудить к труду (конечно же, из благих побуждений — «дабы излечить от природной лености»). Поскольку церковь определяла такое положение вещей естественным и не противоречащим никаким законам, ни божественным, ни человеческим, то индейцы не имели права отказать испанцам.

Все эти решения имели целью не только порабощение населения, но и колонизацию. Один из летописцев покорения Америки, Лопес де Гомара писал: «Завоевание невозможно без поселений, а если страна не будет покорена, население не будет обращено в истинную веру. Таким образом, непреложным правилом нашего пребывания здесь должна быть колонизация». После нескольких ознакомительных визитов испанцев в 1521 году Кортес подавил сопротивление короля ацтеков Монтесумы, а в 1532-м в Перу прибыл Писарро и с отрядом из ста восьмидесяти человек и тридцати лошадей одержал победу над инками. За императора Атахуальпу был выплачен выкуп золотом, стоимость которого составляла полмиллиона песо — объем годовой добычи золота всей Европы. Процесс колонизации был начат Кортесом, именно он основал первые города по образу и подобию испанских. Поселенцы получали статус граждан города и земельный надел, а также право на захват рабов для ведения хозяйства.

Ацтекская иллюстрация XVI века, изображающая капитуляцию Куаутемока, последнего правителя ацтеков, Кортесу (изображен сидящим). Вполне вероятно, что сам Кортес не приветствовал порабощение местного населения. Он писал, что «был вынужден» обеспечить своих людей индейскими слугами в новых городах, обустройство которых имело целью стимулировать заселение американских земель испанцами

Церковь тем временем обрушилась на языческие верования индейцев. Разрушению подверглись пятьсот храмов, около двадцати тысяч идолов и изваяний, и в одном только 1531 году обряд крещения прошли миллион индейцев. Тем не менее уже сам факт присутствия чужеземцев губительно сказывался на жизни местного населения. Европейцы принесли с собой такие болезни, к которым у аборигенов не было иммунитета. Из-за оспы, малярии, тифа и желтой лихорадки население бывшего государства инков к концу XVI века сократилось с девяти до двух миллионов человек. Примерно в это же время из тридцати миллионов жителей Мексики в живых осталось двенадцать миллионов.

В конце века вымирание местного населения крайне испугало испанцев, так как рудники остро нуждались в рабочих руках. В 1545 году в Перу было открыто серебряное месторождение на горе Потоси, годом позже — разведаны огромные запасы на юге страны, в Гуанахуато. C 70-х годов XVI века на рудниках начали внедрять новый метод обогащения серебра с применением ртути, в связи с чем объемы производства значительно увеличились. Мексиканский и перуанский благородный металл рекой потек в метрополию. На рубеже XVI–XVII веков объемы ввозимого серебра достигали тридцати шести миллионов песо в год. За период с 1550 по 1660 год европейские сокровищницы пополнились восемнадцатью тысячами тонн серебра и двумястами тоннами золота. Последствия такого массированного вливания оказались для испанцев неприятной неожиданностью: центр мировых финансов и международной торговли переместился из Испании в Северную Европу. Дело в том, что уже в 40-х годах XVI века слабая экономика Испании не могла удовлетворить товарный спрос заокеанских поселенцев. Колонии нуждались в больших объемах сельскохозяйственных товаров, одежды и других предметов, а с ростом благосостояния повысились и запросы, колонистам захотелось приобщиться к роскоши. Если уж путь на родину был заказан (возвращение запрещалось под страхом смертной казни), они считали себя вправе пожить красиво хотя бы в колониях, а на родину отправить свои деньги. К концу XVI века инфляция в Испании составила четыреста процентов.

Что было плохо для Испании, было очень хорошо для фламандского города Антверпена. Фландрия входила во владения испанской короны, и туда через Севилью стекались все испанские деньги из Нового Света. В Антверпене закупались ткани, изделия из стекла и металла и множество других товаров. К тому времени благодаря подъему европейской экономики и удобному географическому положению, Антверпен уже стал важнейшим торговым портом континента. Река Шельд делала его удобной перевалочной базой на пути из Балтики в Средиземное море и из Атлантики в Центральную Европу. Ежегодно порт принимал по две с половиной тысячи судов и около двухсот пятидесяти тысяч тонн грузов. Город рос как на дрожжах: в 1500 году его население составляло немногим более сорока тысяч человек, а в 1568-м — уже сто четырнадцать тысяч. Из-за нехватки земли муниципалитет даже был вынужден ввести ограничение на строительство. В новых городских районах строились только миниатюрные домики с маленькими садиками, но ремесленники, которые толпами прибывали в Антверпен за испанским серебром, готовы были арендовать их за любые деньги.

Благодаря испанским деньгам в Антверпен стали стекаться товары со всех уголков Европы: керамика, стекло и зеркала из Италии, французские льняные ткани и вино, голландская и английская шерсть, специи из Португалии, польское зерно и фламандские гобелены. Современному туристу этот бельгийский город покажется сонным царством, а в XVI веке один испанский писатель отзывался о нем как о «столице западного мира».

Рос спрос и на предметы роскоши. За период с 1600 по 1670 год число резчиков алмазов в Антверпене удвоилось. В городе развивалось производство шелковых тканей и майолики, появились сахарные заводы. Резчиков по дереву вытеснили мастера, работавшие с алебастром, мрамором и драгоценными металлами. В почете были изящные искусства, мир узнал таких мастеров, как Рубенс, Ван Дейк и Йорданс. Печатнику Кристофу Плантену принадлежала крупнейшая в Европе типография.

Неудивительно, что вскоре Антверпен стал крупным финансовым центром Европы. Развитие капитализма и увлечение европейских монархов войнами способствовало росту популярности краткосрочных кредитов. Со временем появилась возможность зарабатывать себе на безбедную жизнь на антверпенской бирже, одалживая деньги под проценты. Городские власти гарантировали обеспечение обменных векселей и депозитов, а появление лотерей, страхования и тотализаторов еще больше усилило страсть фламандцев к спекуляциям.

Нидерланды стали важнейшим центром формирования испанской военной и финансовой политики, и всякий раз испанские неприятности выходили боком Антверпену. Что касалось финансов, эти неприятности становились системой. Финансовая мощь Антверпена была подорвана банкротством целого ряда предприятий, принадлежавших испанской короне, а закат города наступил, когда обмелел Шельд. Затем случилась революция, несколько провинций Нидерландов отделились от Испании и провозгласили независимость Голландии. Столица нового государства, Амстердам, располагалась непосредственно на море, она и стала новым финансовым центром Европы.