– Андрон, сегодня в ноль-ноль ноль-ноль мы выходим в рейд. Слушай внимательно и запоминай, что я скажу, и если возникают вопросы – спрашивай сейчас.

– Понял. – Парень весь внутренне подобрался, волнение выдавали только руки, нервно теребившие завязку на цевье автомата («ствол» он грамотно замотал камуфлирующей лентой, что тоже говорило в пользу правильности моего выбора).

– Пойдем на болота, вызволять одного сотрудника алхимиков. Держат его опытные люди на одном из пяти островов на северо-западе. Втроем нам это не потянуть, потому как духов очень много. А действовать нужно аккуратно и быстро. Поэтому с нами пойдут шестеро наемников. Командира их я знаю давно. Но ни ему, ни его людям верить нельзя: цели у нас разные, и когда «дикие гуси» решат сыграть сольную партию, лучше бы нам быть вместе и наготове. Если же все пойдет нормально, раскланиваемся и идем каждый своей дорогой. Если нет, твоя задача – отрубить им связь и держаться Норда, он прикроет. Пока наши временные союзники будут разбираться, кто и кого, наша задача – уйти с грузом по запасному маршруту. Вот карта, изучи и запомни, потом отдашь. Итак, если наемники борзеют, гасить их по возможности, но лучше отходить без шума. Условный сигнал – длинный тональный сигнал по командной частоте. Гаси первого, кого видишь из них, и в отрыв. Это понятно?

– Да.

– Теперь главное: жизнь твоего отца, и наши с тобой тоже, зависят от того, вынем мы этого заложника или нет. Любой ценой этот фрукт должен выжить и быть доставлен к своим. Наши жизни в расчет пока не принимаются. Даже если буду подыхать, спасай груз – это самый главный приказ. Понятно?

– Да. Я… Я все понял.

– Не финтить в рейде! Я говорю, а ты делаешь.

Андрон кивнул. Слава богу, что хоть этот будет работать как положено.

– И последнее: Зону ты знаешь лучше всех (ну, кроме проводника). Поэтому, если видишь чего опасное или необычное, вот список условных сигналов. – Я протянул бойцу бумажку, где написал наши с Нордом старые «маячки», еще со службы. – Так же тоновым маячь. Все поймут. Во время рейда делай как я: останавливаюсь – и ты стой, кидаюсь ничком и ты носом в землю. Понятно?

– Да. – Парня явно посетил мандраж, но это было нормальное состояние. Видеть такое приходилось довольно часто. Андрон был нормальным и уже обстрелянным парнем. Со временем новые навыки навыки лягут на прочный фундамент, привычки войдут в мышцы и подсознание.

Мы собрались и пошли к КПП, где уже сформировалась колонна из пяти подвод, на которых лежали носилки с ранеными. Тринадцать человек. Кто-то покалечился, попав в аномалию, или пострадал от зверья, но больше всего было раненных обычным огнестрельным оружием, осколками мин и гранат, что свидетельствовало, что враг всегда внутри нас, людей. Природа лишь защищается. Раны, нанесенные искалеченной людьми землей, были хоть и страшны, но немногочисленны.

Мы пошли рядом с подводой, на которой лежал Слон и еще один боец, раненный в грудь, с полностью забинтованным лицом, воздух подавался ему через маску, видимо, были обожжены дыхательные пути. Слон был в сознании. Всех хоть и подгрузили анальгетиками, но при транспортировке на большие расстояния лучше, если находишься в сознании, так шансов выжить намного больше. Я чуть отстал, давая отцу и сыну время на прощальный разговор. Легкое касание за рукав – это Светлана, вызвавшаяся сопровождать раненых до самого госпиталя, увидев меня, решила пообщаться.

– Антон, спасибо вам. Даже если делаете это не по велению души.

– Рад помочь.

Светлана, чуть забежав вперед, попыталась заглянуть мне в глаза. Не знаю, что она там хотела увидеть, но явно не разглядела. На ее лице отразилась целая гамма чувств: боль, смешанная с непониманием, и… сожаление. Сожаление на мой счет, конечно. Как объяснить девушке, к которой война повернулась совсем иными гранями, нежели ко мне, почему я не рыдаю в голос?… Можно только промолчать.

Часто в компании людей, не служивших, или тех, чья армейская эпопея не была столь бурной, как моя, приходилось слышать глупые вопросы. Самый популярный из них это: «Сколько человек ты убил?» Или, если вынуждали рассказать нечто пикантное (одному гражданину было жутко интересно, что такое форсированный допрос в полевых условиях), показывался ли я психиатру? Девушки вели себя двояко: кто-то жутко возбуждался и жаждал подробностей, а кто-то вставал из-за стола, заявлял нечто вроде «садист ненормальный» и уходил блевать. Самое смешное было потом, когда я показывал заламинированную справку от мозгоправа и удостоверение частного охранника с разрешением на ношение служебной «мухобойки». Но еще больший шок у нервных девиц и чистоплюев из «интеллигентных» вызывал мой краткий ответ, что ни одного человека я не убил. Спор плавно перетекал в политические дискуссии, которые заканчивались без меня: спорщики резко теряли интерес к общению, и этих любознательных граждан я более не встречал.

Война – это всегда ясность и простота, когда выбор предельно ограничен и вместе с тем чрезвычайно широк: один и тот же поступок не имеет более двух толкований, то есть либо ты сволочь, либо с тобой хоть в кишлак за солью. Обычная жизнь склоняет нас к компромиссу, прежде всего со своим истинным «я». Заставляет размениваться по мелочам, не замечать подлости, жадности или скотства, которые творятся походя, почти машинально и легко. То есть все те вещи, которым на войне хоть и есть место, но только там подлец или вор точно знает, что так или иначе тут ему ответят и мера будет адекватна преступлению. Страх за приобретенное мелкое, душное благополучие, за которое люди тихо себя ненавидят, когда смотрят в зеркало по утрам… Он берет в заложники прежде всего их совесть. Забирает душу по краешку каждый день, и вот в один прекрасный миг человек оглядывается и понимает, что компромиссы увели его на самое дно, где мелкие сделки с собой уже превратили вроде бы неплохого парня или девушку в равнодушных жвачных животных, старающихся не заглядывать дальше экрана телевизора, очерствевших и по-настоящему мертвых. Трудно осуждать тех, кто не готов жить коротко и ярко, но и понимания между мной и ими точно никогда не было…

– Вам совсем наплевать, что если бы вы не договорились с Красным Крестом, то эти люди могли просто умереть? Антон, ваше равнодушное лицо не вяжется с…

– Света, можно я без церемоний скажу, ладно?

Удивленная девушка кивнула, даже замедлила шаг.

– Те, кто сейчас лежит на подводах, это взрослые, битые жизнью мужики, пришедшие сюда в поисках счастья. Беда в том, что судьба дает нам не то, что мы просим, а то, чего заслуживаем. Произошедшее будет для них некоей паузой. Это звоночек от того, кто подвесил их жизнь на тонкой ниточке. Знак, что пора бы и задуматься: а так ли нужно им счастье такой ценой и не стоит ли его поискать в других местах? Кто-то прислушается, а кто-то вернется сюда снова. Не надо оплакивать чужой выбор, его нужно уважать. Сегодня судьба моими руками дала им отсрочку, завтра руками врачей решит еще чью-то, но конечный выбор всегда будет только за этими людьми: идти дальше или свернуть на другую дорогу. Я принимаю все, что случается со мной, и не собираюсь лить слезы над теми, кто не может принять последствий своего выбора.