– Чтобы узнать ответ, пришельца обычно препровождают в застенок. После этого в замок проникает другой, в рабском ошейнике – это несложно, если знать, откуда войти.

– Но на этот раз вышло не так, – сказал Сарг. – Люди сюзерена напали на нас обоих. Они, похоже, знали Горжика – называли его по имени – и меня тоже чуть не схватили.

– Неужели? – ахнула Норема.

– Уже и вопросы для меня приготовили, – продолжал Горжик. – Я сначала подумал, что они прознали о наших вторжениях, но ве́сти здесь доходят не скоро.

– О чем же тебя спрашивали? – поинтересовалась Вран.

– Я так ничего и не понял. Спрашивали, не служил ли я посыльным у какого-то южного барона, не договаривался ли о поставке детских мячиков, и прочие глупости. Многие вопросы касались… – Горжик умолк, поглаживая бронзовый диск на груди, словно внезапно вспомнил о чем-то.

– Чего же они касались? – спросил Сарг.

Горжик нахмурился.

– Когда мы уходили из замка, там была женщина. Рабыня… в ошейнике. Но она напомнила мне другую, благородную даму, которую я в давние годы знал. Та, впрочем, – он улыбнулся, – тоже иногда надевала ошейник по тем же причинам, что и я.

Варвар с колтуном на голове, уроженка Запада в маске, коротко стриженная островитянка сидели над пеплом костра и смотрели, как большой колхариец крутит диск на груди.

– В пыточной камере я думал только о нашей борьбе, а не о дурацких фантазиях моего мучителя, поэтому его вопросы запомнил плохо. Столь же плохо я помню молодого раба, освобожденного из рудника по капризу той знатной дамы. Но теперь, когда я увидел ее лицо, недавние воспоминания смешиваются в памяти с давними и всё как в тумане. Мысли вертятся вокруг этого инструмента, измеряющего пространство и время, и вспоминается одно имя: Кродар…

– Я уже слышала это имя, – сказала Норема.

Вран сузила голубые глаза в обтрепанных прорезях маски.

– Это как-то связано с южным монастырем… Вигернангхом, что ли?

– Есть такой, – сказала женщина в маске, а рыжая бросила на подругу взгляд, где недоумение смешивалось с каким-то глубоким знанием.

– И мячики тоже помню, мы в них играли детьми… под какой-то стишок.

– В джунглях, – сказал Сарг, – мы собирали сок, вытекающий из надрезов на широколистых пальмах, и меняли его на разные товары у торговцев, что порой наезжали к нам.

Женщины молчали, поглядывая то друг на дружку, то на мужчин.

– Все это как будто должно сложиться в единый узор, – Горжик поставил торчком позеленевший диск с варварской гравировкой, – узор немыслимой сложности и немыслимой красоты, объединяющий раба и императрицу, вельможу и простолюдина, даже богов и демонов; все они должны сложиться в чертеж, понятный всем, вроде морского узла, еще не затянутого, а лежащего свободными петлями. Но у меня в голове ничего такого не складывается!

– Аристократы этой странной и ужасной земли, – сказала Вран, – как раз в таких узлах и живут. Мы все это видели, проникая в замок одного или пользуясь гостеприимством другого, все продевали палец хотя бы в одну петлю такого узла. Ты, красавец, о зеркалах говорил; я порой спрашиваю себя, не есть ли наше невежество отражение того, что этим людям известно.

– А я думаю, – промолвил Горжик, – не отражают ли раб, простолюдин и вельможа друг друга или чье-нибудь отражение.

– Нет, – убежденно возразила Норема. – Что за вздор, в жизни ничего нелепее не слыхала. – Но трепет ее ресниц и удивленное лицо показывали искушенному наблюдателю, что в прошлом у нее уже был такой разговор и этот – лишь его отражение. Горжик молча ждал продолжения.

Норема, взяв палочку, разворошила в золе одинокий рубиновый уголек.

– Мячики, в которые дети играют летом на улицах Колхари… я сама не раз задавалась вопросом, откуда они берутся. Я знаю о южных лесах и садах, но как они каждый раз попадают в город?

– А ты не знаешь? – воскликнула изумленная Вран. – Мы с тобой полтора года путешествуем вместе в поисках фортуны и приключений, и ты меня ни разу не спросила об этом? – Она хохотнула. – Вот что странней и ужасней всего в этой странной и ужасной земле: две подруги болтают целыми днями, много раз спасали друг другу жизнь, но так и не поговорили толком ни разу! Так вот. По Западной Расселине, откуда я родом, протекает река, впадающая в Восточный океан. Мой народ живет на ее берегах, и жительницы устья славятся как искусные мореплавательницы. Это наши красные корабли каждый год ходят на юг и привозят игрушки в Колхари. Мне было двадцать, и я уже покинула дом, но не знала, что и мужчины могут быть моряками, пока не побывала у вас.

– Да, я видел эти корабли в детстве, – подтвердил Горжик, – но с их командами мы говорить боялись. Капитаном всегда был мужчина, и мы полагали, наверно, что он очень дурной человек, если ему подчиняется столько женщин. Гордые они были, надменные – иногда ваши, с запада, иногда иноземцы.

– И я помню такой корабль, – сказала Норема. – В команде одни женщины, а капитан здоровенный черный мужчина, всех ужасавший в нашей деревне…

– Капитаны-мужчины? – нахмурилась Вран. – Я знаю, на ваших ульвенских лодках мужчины и женщины работают вместе, но чтоб у нас… сущая небылица! – Она помолчала и хохотнула опять. – Ну конечно, глупая ты язычница. На корабле всегда есть мужчина, да только не капитан! Ты уж поверь, подруга: капитан – это женская работа, хотя у вас всё наоборот, как всегда. У нас эту должность занимает самая старшая на борту.

– Если это не капитан, тогда кто?

– Как бы тебе объяснить… У нас в каждой женской артели всегда есть мужчина. Но это скорей талисман, который берут с собой на удачу, чем настоящий моряк и тем более капитан. Да, это лицо корабля, и наряжают его красиво, но никакой власти у него нет. Он вроде тех деревянных женщин, что ставят на носу ваших мужских кораблей. Тебе это странно, но у каждой нашей женщины несколько мужчин дома, и в каждой женской артели есть свой мужчина. Может, это просто одно из твоих отражений? Ведь по вашим странным и ужасным понятиям только мужчина может стоять во главе чего бы то ни было. Капитан, как же! Баловень, каждое утро делающий на палубе свои упражнения и выставляющий себя напоказ в каждом порту – вот для чего мужчины нужны. И поверь мне, это им нравится, что бы они там ни говорили. Но мужчина, имеющий власть и что-то решающий? Извини меня: я давно живу в вашей странной и ужасной земле и знаю, что здесь это в порядке вещей, но возможность чего-то такого у нас вызывает у меня смех. – Вран с новым лающим хохотом хлопнула себя по костлявой коленке. – Такие отношения представляются мне до того естественными – просто не верится, что ты не встречала чего-то такого раньше, даже и здесь.

– Да, – со странной улыбкой признала Норема, – я слышала о чем-то таком.

Горжик всматривался в ее лицо так, будто мог разгадать по очертаниям ее гла́за, скулы, лба и губ, что в ее памяти привело к этому разговору.