Грудь и горло узника вздулись, не выпуская наружу сдавленный звук.

– Что, горячо? – Сюзерен отвел штырь, оставив черный след на позеленевшем диске. – Всё это говорит о своем южном происхождении. Зачем ты носишь эту тарелку, если здесь не бывал? – Железо прижалось к бедру Горжика, исторгнув у него крик. Через пару мгновений сюзерен убрал раскаленный прут, оставив свежий пузырь среди других ожогов, как недавних, так и затянувшихся коркой. – Позволь напомнить тебе правила игры, которую мы ведем, игры времени и боли. Я говорил тебе о них, когда мы начинали, и повторю снова в надежде, что опыт последних часов придаст им новый смысл; если понадобится, я буду их повторять раз за разом. Итак: малую боль мы в этой игре растягиваем очень-очень надолго. Мгновения боли и мгновения передышки складываются в долгие дни. Знал бы ты, какое удовольствие это мне доставляет. Время, изобретательность, сравнение твоих ответов с ответами тех, кого я допрашивал до тебя – всё это приносит мне невыразимое наслаждение. Помни вот о чем: на этом простейшем уровне маленькие пытки для меня гораздо приятнее, чем сведения, которые я мог бы от тебя получить. Поэтому, если хочешь мне досадить и лишить меня удовольствия, лучше скажи…

– Но я же говорил! Отвечал вам! Правдиво! Я в жизни никогда не был в Гарте! Астролябию мне подарили в юности – я уже позабыл, кто и где. Какой-то благородный господин или дама в одном из замков, где я бывал. – Сюзерен вернул штырь в огонь и занялся мелкими ножами, висящими на стене. – А бывал я во многих замках, во многих хижинах. Спал под мостами, в гостиницах, в переулках, в полях и в лесах. Я не запоминаю свою жизнь так, как вы, не перебираю в памяти дары и милости, которые мне посчастливилось…

– Кожа между пальцами очень чувствительна. – Сюзерен поднял вверх ножик с каплей крови, стекающей по лезвию. – Как рук, так и ног, даже самых ороговевших. Я знал мужчин, не говоря уж о женщинах, которые стойко терпели каленое железо и клещи, но стоило мне сделать надрезы – всего с десяток – между их пальцами, начинали болтать безумолку. Это чистая правда. – Сюзерен обмакнул тряпку в таз, выжал, промокнул пятнышко крови на доске ниже пальцев Горжика. – Твое наклонное положение на этой доске побуждает нас заниматься скорее лицом, грудью и животом, чем ступнями и коленями. Колени – это же дивные ощущения: берешь гвоздик, берешь молоточек… Сначала я сделаю несколько надрезов, затем разбужу нашего храпящего друга. Ты кричишь, а он все спит – не странно ли? Впрочем, и работа у него утомительная. Мы с ним наклоним доску в обратную сторону, вверх ногами, и расширим знакомство с твоим телом. – Сюзерен взял тряпку из другого таза. – Чуточку уксуса… – Он приложил тряпку к лицу Горжика, и тот дернулся, еще больше поранив лоб о другой обруч. – Чуточку соли. Я нахожу, что четыре-пять мелких болей, соединенных вместе, действуют куда лучше, чем одна сильная. – Взяв губку с налипшими кристаллами из третьего таза, сюзерен прижал ее к обожженному бедру Горжика. – Теперь опять ножичком…

Где-то хлопнула дверь.

Хриплый кашель Горжика под уксусной тряпкой перешел в новый крик.

Дверь хлопнула уже ближе.

Раб с проволокой в ушах повернул голову к двери, у которой стоял.

Сюзерен, протиравший нож соленой губкой, остановился.

Палач, не переставая храпеть, почесал себе нос.

Двери застенка распахнулись. Сарг вскочил на клетку, приделанную к стене – человек мог поместиться в ней только скрючившись – и провозгласил:

– Все рабы, которые находятся здесь, свободны!

– Опять! – вскричал сюзерен. – Сколько же можно, на самом деле! – Он откинул холщовый занавес рядом с печью – за ним открылась короткая лестница. Клацнул засов, и сюзерен был таков.

Сарг рванулся было за ним, но тут палач открыл налитые кровью зенки, взревел и привстал со скамьи.

– Ты свободный или раб? – крикнул Сарг, держа меч наготове.

На палаче был широкий кожаный ошейник с заклепками – если бы состояние между рабством и свободой существовало, он мог бы служить его знаком.

– Говори! Свободный или раб? – В трех замках кожаный ошейник скрывал голую шею свободного человека, в двух – железный обруч раба.

Палач, желая встать, схватился за доску Горжика, и Сарг взмахнул мечом. Кожаный с заклепками нарукавник отвел удар, но в то же время отбросил палача вправо (черты его лица и золотистая кожа, говорили о том, что он варвар, сородич Сарга), и меч, нацеленный в плечо, вошел в заросшее светлыми волосами солнечное сплетение. Палач обхватил Сарга руками, и они сомкнулись в смоченном кровью объятии. На лице раненого, в дюйме от лица Сарга, сменялись боль, ярость и удивление. Потом глаза его закатились, рот приоткрылся. Зубы у него были гнилые; Сарг впервые убил настоящего палача. Он ослабил объятия и упал, увлекая за собой Сарга.

– Вы свободны! – крикнул юный варвар через плечо, вытаскивая из тела меч.

Но рабы с проволокой в ушах уже пропали куда-то. В двух замках они сбежали, в одном вернулись со стражей.

Сарг сорвал тряпку с лица Горжика.

– Хозяин!

– Пришел, значит… освободить меня…

– Я следовал твоему приказу, хозяин: освобождал всех рабов, кого встречал на пути. – На широком поясе палача висели разные инструменты; Сарг нашел ключ в виде плоского брусочка, нырнул за доску и стал отпирать оковы. Когда отвалился последний обруч, на щиколотке, Горжик ступил на пол, помял плечо, растер бока и сказал, ухмыляясь в бороду:

– Я уж и не чаял увидеть тебя за всеми этими разговорами про маленькую боль и долгое время.

– Чего они от тебя хотели на этот раз? – Сарг завел руку назад и вставил ключ в скважину собственного ошейника. Времена тогда были варварские, и знаменитый Белхэм, изобретатель замка и ключа, изобрел то и другое в единственном варианте; разные замки и ключи появятся только через тысячу лет.

– На этот раз спрашивали какую-то чушь про мою работу на юге, в твоих краях. – Горжик взял у Сарга ошейник и защелкнул на своей шее. – В руках палача начинаешь сомневаться в собственной памяти. То, о чем он спрашивает, смутно тебе знакомо, как будто было на самом деле, а то, в чем ты был крепко уверен, достоверность утрачивает. – Горжик рывком освободил застрявшие в замке волосы. – С чего я сунулся в Гарт? Я так долго его избегал, что уже и не помню. Он решил, что я был здесь, вот из-за этого. – Горжик приподнял с груди бронзовый диск. – Некая знатная особа мне его подарила, давным-давно. Мужчина ли, женщина, по какому случаю – забыл начисто. Я думал, они мне в грудь его вплавят своим каленым железом. Что ж, маленький мой хозяин, ты еще раз себя показал, а мне в очередной раз сдается, что пора нам уносить ноги. – Горжик взял прислоненный к стене меч, попробовал лезвие. – Ладно, сойдет.

Сарг, нагнувшись, поддел пальцем кожаный ошейник на палаче.

– Хочу посмотреть. – Под кожаным ошейником был железный.

– На что там смотреть, маленький хозяин?

– Да так. Идем.