В 1971 году Гумилев познакомился с Сергеем Мельником, постоянным участником заседаний ВООПИиК в Москве. Мельник рассказал Льву о подпольном журнале «Вече», где публиковались маргинальные статьи антисемитского толка. Создатель этого печатного органа диссидент Владимир Осипов только что отбыл семилетний срок в мордовских лагерях, поселился в Александрове и начал издавать свой журнал на печатных машинках и мимеографе[238]. В Александрове, прозванном «городом без фраеров» («фраером» на уголовном жаргоне именуется человек, чуждый криминальному миру), часто селились бывшие заключенные, поскольку этот небольшой город находится как раз за пределами стокилометровой зоны вокруг Москвы, куда «политических» после освобождения не допускали.

В первом же номере «Вече» была опубликована статья на любимую националистами тему: о разрушении исторических памятников Москвы. Статья под заголовком «Судьба русской столицы» описывала урон, нанесенный новыми советскими монструозными проектами, такими как Новый Арбат (проспект Калинина). Эта улица в середине 1960-х прорезала исторический квартал, и на месте старых зданий вырос ряд уродливых небоскребов. Виновных в разрушении исторического наследия России долго искать не пришлось, статья называла поименно архитекторов, большинство – с еврейскими фамилиями. Действительно, архитектура оставалась одной из сужавшегося круга профессий, от которых евреев не отлучили национальными квотами, так что в этой сфере их число оказалось непропорционально велико. Однако полная чушь – винить архитекторов в принятии таких решений: снос зданий совершался по приказу местных партийных комитетов или начальников более высокого уровня, почти сплошь русских.

Осипов нередко останавливался в Москве в квартире жены Гумилева и опубликовал в «Вече» его статью о теории пассионарности. Общались они вплоть до 1974 года, когда, по словам Осипова, чрезвычайно громкий общественный скандал поглотил в том числе и «Вече»: в феврале того года Осипов сделал заявление (и его повторило радио «Свободная Европа», мюнхенская радиостанция, содержавшаяся на средства правительства США), что Мельник состоит на службе в КГБ. Мельник категорически все отрицал. И если до той поры КГБ закрывал глаза на деятельность Осипова, то теперь ему пришлось вмешаться. В апреле того же года глава КГБ Юрий Андропов распорядился возбудить против «Вече» уголовное дело как против «антисоветского» издания. Вскоре журнал закрылся, а год спустя Осипов получил новый срок и отправился на восемь лет в лагерь. Общение с Мельником и Осиповым могло послужить дополнительной причиной (помимо ссоры с академическим истеблишментом), по которой перед Гумилевым закрылись «толстые журналы» и публичные площадки.

По мере того как вражда Гумилева с Бромлеем разгоралась (и укреплялась дружба с Осиповым), борьба внутри советской элиты, расколовшейся по вопросу национализма, тоже становилась все ожесточеннее. К 1970 году Брежнев и отвечавший за пропаганду Михаил Суслов, видимо, пришли к выводу, что независимая политическая активность по обе стороны этого идеологического водораздела чересчур оживилась. Сместили двух главных редакторов «толстых журналов» на обоих флангах – националистическом и либеральном: в феврале 1970 года «Новый мир» покинул его многолетний руководитель Александр Твардовский, а в ноябре уволили Анатолия Никонова, главного редактора идеологического антипода «Нового мира» – националистического комсомольского издания «Молодая гвардия»[239]. Ортодоксальная часть Коммунистической партии явно стремилась загнать джинна национализма обратно в бутылку, и Брежнев на пленуме ЦК возмущался избытком «церковного звона по телевидению», то есть попытками возродить религию[240].

Среди переживших чистку 1970 года оказался Александр Яковлев, молодой член ЦК, в ту пору исполнявший обязанности главы отдела пропаганды Центрального комитета. Спеша доказать свою лояльность в этот турбулентный период (и заодно сделаться из «исполняющего обязанности» утвержденным главой отдела), Яковлев в ноябре 1972 года опубликовал в сравнительно либеральной на ту пору «Литературной газете» статью «Против антиисторизма». Он выступил с самой жесткой критикой националистического подхода к истории, то есть против понимания истории как гетерогенного процесса, в котором участвуют разные нации, вместо подхода диалектического материализма, согласно которому гомогенное человечество движется по единой восходящей спирали. Полвека, прошедшие с Октябрьской революции, – «блестящее доказательство той истины, что история человечества развивается по восходящей линии, в полном соответствии с объективными законами общественной жизни, открытыми великими учеными К. Марксом и Ф. Энгельсом»[241]. В статье были поименно названы 16 историков, обвиняемых в насаждении неверных исторических представлений, романтизации царского прошлого и в неклассовом подходе к истории.

Националисты взбеленились, они писали письма и прошения, требуя головы Яковлева. Брежнев, видимо, тоже остался недоволен: «Ну если тот публикует без спроса такие вещи, ссорит нас с нашей интеллигенцией, – убрать этого засранца»[242]. Это само по себе говорит о том, сколь влиятельное лобби уже в ту пору имелось у «Русской партии» в коммунистической элите: Яковлев, продемонстрировавший приверженность к чистейшему ортодоксальному марксизму, трагически просчитался и остался в проигрыше. Его отправили послом в Канаду – форма политической ссылки, хотя и достаточно почетной, чтобы смягчить удар.

«Считалось, что мы тогда выиграли – Яковлева с ведущего идеологического поста подвинули, – вспоминал Валерий Ганичев (он-то сохранял свой пост в «Молодой гвардии» до 1980 года). – Это русское патриотическое направление проявлялось на самом высшем уровне в Политбюро ЦК». Представители «Русской партии» добрались до высот власти. «Они противостояли космополитическому крылу Политбюро, догматическим приверженцам марксизма, которые отрицали национальное начало в жизни общества» – так формулировал это товарищ и коллега Ганичева Семанов. В разговоре со мной в 2010 году он произнес слова, которые больше говорят, конечно, о самих националистах, чем об их оппонентах: «На самом деле были две партии – русская и еврейская»[243]. В 2011 году посмертно вышел сборник статей Семанова под названием «Русский клуб: почему не победят евреи».

Ощущение, что националисты пользуются высшим покровительством, – эта иллюзия фавора у власти – внушило приверженцам национализма на более низких уровнях государственной иерархии надежду на отмену прежних табу в интерпретации истории. Постепенно националистический подход к историографии и преподаванию истории стал проникать если не на академический, то, по крайней мере, на политический уровень. Это проявилось и в том внимании со стороны «властного Олимпа», ЦК КПСС, которого внезапно удостоился Гумилев. Оттуда все чаще раздавались голоса в его поддержку. Гумилев нередко участвовал в собраниях националистов, печатался в их журналах. Большинство его сторонников на руководящих постах были националистами, хотя среди них встречались его давние знакомые или же люди, очарованные именами его родителей.