– Его что, нет? – прошептала она.

– Алло! – произнес мужской голос.

– Морган Ньюгейт? – осведомился Скол.

– Да. С кем я говорю?

– Это Скол. Ли РМ, из Академии генетических наук.

Наступила пауза.

– Господи! Ли! Ты для меня запрашивал альбомы и уголь!

– Да. А еще сказал наставнику, что ты болен и нуждаешься в помощи.

– Верно, сказал, засранец! – рассмеялся Карл. – Вот так новости! Когда приехал?

– С полгода.

– В Нью-Мадриде?

– Польенсе.

– Что делаешь?

– Работаю на руднике.

– Иисус, какой отстой. – Карл помолчал. – Сущий ад, да?

– Да.

Он даже их словами говорит: «ад», «господи». Наверное, еще и молится.

– Жаль, что телефоны разбиты и нельзя на тебя посмотреть.

Скол вдруг устыдился своей враждебности. Рассказал Карлу про Лилию и будущего ребенка; Карл поведал, что в Семье был женат, однако сюда перебрался один. Не позволил Сколу поздравлять себя с творческими успехами.

– То, что я продаю, – ужасно. Миленькие тупарские дети. Но три дня в неделю пишу для души, так что жаловаться не на что. Слушай, Ли… нет, как там тебя? Скол? Слушай, Скол, надо встретиться. У меня есть мотоцикл, как-нибудь вечерком к вам заеду. Или… постой, ты в следующее воскресенье занят? В смысле, ты и твоя жена?

Лилия с нетерпением посмотрела на Скола.

– По-моему, нет. Не уверен.

– Ко мне придут друзья. И вы давайте, ладно? Около шести.

Лилия изо всех сил кивала, и Скол ответил:

– Постараемся.

– Обязательно приезжайте. – Карл продиктовал адрес. – Я рад, что ты сюда добрался. Все лучше, чем там, так ведь?

– Немного лучше.

– В общем, жду вас в воскресенье. Пока, брат.

– Пока. – Скол отключился.

– Мы поедем, да? – спросила Лилия.

– Ты представляешь, сколько стоит билет?

– О Скол…

– Ладно, ладно, поедем. Только я не приму никакой помощи. И ты не будешь о ней просить. Заруби себе на носу.

Всю неделю по вечерам Лилия приводила в порядок их лучшую одежду, отпарывала изношенные рукава от зеленого платья и ставила новую, менее заметную заплату ему на штанину.

Здание, на самой окраине нью-мадридского желез-тауна, находилось во вполне приличном состоянии, не хуже многих домов местных. В подъезде было чисто, почти не чувствовался запах виски, рыбы и освежителей, и лифт исправно работал.

В свежеоштукатуренной стене у двери Карла чернела кнопка: дверной звонок. Скол нажал. Ему, очевидно, было не по себе, и Лилия тронула его руку.

– Кто там? – раздался мужской голос.

– Скол Ньюмарк.

Щелкнул замок, дверь отворили, и Карл – тридцатипятилетний бородатый Карл с прежними сосредоточенными глазами – расплылся в улыбке и потряс руку Скола.

– Ли! Я уж думал, вы не придете!

– Нарвались на компанию дружественных тупарей.

– О Иисус. – Карл впустил их и запер дверь.

Скол представил Лилию.

– Здравствуйте, мистер Ньюгейт.

Карл, пожимая протянутую руку и глядя ей в лицо, произнес:

– Просто Аши. Здравствуй, Лилия.

– Здравствуй.

Карл повернулся к Сколу.

– Избили?

– Нет. Заставили прочесть «Клятву верности» и все такое.

– Ублюдки. Идем, угощу вас виски, и все забудется. – Он взял их под руки и провел через узкий коридор, сплошь увешанный картинами. – Отлично выглядишь, Скол.

– И ты. Аши.

Они улыбнулись.

– Семнадцать лет, брат, – сказал Карл-Аши.

В прокуренной комнате с коричневыми стенами разговаривали десять или двенадцать мужчин и женщин с сигаретами и бокалами в руках. При их появлении они смолкли и выжидательно повернулись.

– Знакомьтесь! Скол и Лилия. Мы со Сколом вместе учились в академии. Два худших генетика Семьи.

Присутствующие заулыбались, а Карл указывал на них по очереди и называл имена. Вито, Санни, Рия, Ларс… В основном иммигранты, бородатые мужчины и длинноволосые женщины с глазами и цветом кожи Семьи. Двое местных: бледная, очень прямая горбоносая женщина около пятидесяти, с золотым крестиком на черном платье, под которым, казалось, ничего не было («Джулия», – представил Карл, и она улыбнулась одними губами), и полная рыжая женщина помоложе в обтягивающем платье, отделанным серебристым бисером. Несколько человек могли быть и пришлыми, и аборигенами: сероглазый безбородый Боб, блондинка и молодой голубоглазый мужчина.

– Виски? Вино? – спросил Карл.

– Вино, пожалуйста.

Столик был уставлен бутылками и тарелками с одним или двумя ломтиками сыра и мяса. Тут же лежали сигареты и спички. Стопку салфеток прижимало сувенирное пресс-папье. Скол взял его в руки: АВС21989. Показал Лилии. Та улыбнулась.

– Ностальгия? – осведомился Карл, наливая вино.

– Да нет, – ответил он и положил пресс-папье на место.

– Что будешь пить?

– Виски.

Подошла, улыбаясь, рыжеволосая в серебристом платье, с бокалом в унизанной кольцами руке.

– Милочка, вы просто прелесть, – сказала она Лилии и добавила, обращаясь к Сколу: – Я считаю, вы все красивые. Может, в Семье нет свободы, но в смысле внешности она далеко впереди. Чего бы я только не дала, чтобы стать худой, смуглой и иметь такие глаза.

Она болтала дальше – про разумное отношение Семьи к сексу, – и Скол обнаружил, что стоит с бокалом и слушает, а Карл и Лилия разговаривают с кем-то еще. У рыжей вдоль век тянулись черные линии, зрительно продляя глаза.

– Вы намного более открытые, в сексуальном смысле. Вы получаете больше удовольствия…

Тут к его собеседнице подошла одна из иммигранток.

– А Хайнца разве не будет, Мардж?

– Он в Пальме, – повернулась к ней рыжая. – Обрушилось крыло отеля.

– Прошу прощения, – произнес Скол и отошел.

Он направился в другой конец комнаты, кивнул сидящим и отпил виски, разглядывая картину на стене, – коричневые и красные мазки на белом фоне. Виски на вкус лучше, чем у Хассана, не такой горький и обжигающий. Картина примитивна. Интересно потаращиться несколько мгновений, но никакой связи с действительностью. В нижнем углу характерная для Карла (нет, Аши!) «А» в кружочке. Любопытно: это одно из плохих полотен на продажу или, поскольку висит в гостиной, работа «для души», о которой он говорил с таким удовлетворением? Неужели Карл больше не пишет прекрасных мужчин и женщин без браслетов, как когда-то в академии?