Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все же постучал в дверь, которую почти сразу открыли. Хозяин – мужчина немного постарше Матвея, строевая выправка, жесткий взгляд. Матвей сразу решил – бывший офицер и чином не меньше полковника. Он поздоровался.
– Простите, у меня письмо.
Хозяин выглянул за дверь, убедиться, один ли Матвей.
– Зайдите.
Матвей вошел, вытащил из кармана записку, отдал хозяину. Тот прочел, хмыкнул, внимательно посмотрел на Матвея и неожиданно спросил:
– А кто был командиром вашей роты в Михайловском училище?
Ага, проверить решил.
– Капитан Столяров.
– Это брюнет с усами. Насколько я помню?
– Ошибаетесь, господин полковник. У него лицо бритое, к тому еще славянского типа, блондин.
– Верно. А почему решили, что я полковник?
– Для капитана или майора староваты, уж простите великодушно. Для генерала – барственности не хватает во взгляде.
Полковник засмеялся.
– Да вы физиономист! Ваше звание?
– Ротмистр. В жандармерии служил.
Если бы в строевой армейской части, то его чин соответствовал капитану.
– Садитесь. Плохо служили!
– Это почему?
– Допустили свержение режима и приход к власти горлопанов. Один вред от них для страны.
– А разве не генералы царя предали, вынудив подписать отречение от власти? И не чиновники, слишком лояльно смотревшие на партийных активистов? Их всех вешать надо было!
– Хм. Доля правды в ваших словах есть. Чувствую патриота. Это хорошо. Офицеры нам нужны, ибо командовать массами должны специалисты.
– Думаете, восстание достигнет цели? Народ боится, инертен, может не поддержать.
– Когда увидит наши успехи, обязательно примкнет! Народ любит удачливых.
– Нужно оружие, взрывчатка, а еще наши люди на ключевых постах во власти.
– Чувствуется военная подготовка, сразу в корень зрите.
– Боюсь, что за вами следят!
– Даже так? С чего вы взяли?
– Гражданин болтался у дома, вроде как от нечего делать, а сам поглядывал – кто прошел, к кому зашел. Раньше таких называли филерами.
– Помню.
Настроение у полковника сразу упало.
– Что же делать? У меня здесь документы.
– Это вы зря. При обыске найдут сразу, погубите членов организации.
– Да-да, вы правы. Как же быть?
Растерялся полковник.
– Вот что. Я сейчас филера уведу. Вы сожгите документы в печке и уходите. Квартира съемная?
– Конечно.
– Тогда больше сюда не возвращайтесь, опасно.
– Спасибо. Чувствуется жандармская выучка.
– Где встретимся?
– Маросейка, 52.
– Тогда удачи.
Никакого филера не было, его выдумал Матвей. Выдавать его чекистам он не собирался. Но предостеречь стоило. Не осторожен полковник, документы на квартире хранит. Если списки членов, либо еще что-то необходимое, то хранить их следует в обособленном тайнике и знать о нем должны руководитель и его заместитель.
Как говорил отец, власть большевиков будет держаться долго, и никакие мятежи эту власть не свергнут. Поэтому примыкать к заговорщикам он не будет. Но и выдавать ЧК тоже, потому как воспитание и офицерская честь не позволят. Предателем он не был никогда. А то, что большевикам служит, так обстоятельства так сложились, выживал сам и о семье беспокоился. Начинал с должности шофера, дорос в грозном ведомстве до начальника отдела, но совесть свою не запятнал расправами над невиновными. Стрелял и убивал? Да! Но истинных врагов страны, в кого стрелял бы и при царском режиме. Так что угрызений совести не испытывал.
На трамвае добрался до Лубянки, сделал отметки в командировочном удостоверении и вечером уже выехал в Петроград. Поездка не была бесполезной. Убедился, что сопротивление советской власти существует, но в зачаточном состоянии. Разрозненно, малочисленно, власти большевиков не угрожает.
И уже утром доложил начальству, что по данному адресу в Москве располагалась артель, неделю назад они съехали, а куда – соседи не знают.
– Стало быть – пустышка. Отрицательный результат – тоже результат. У нас сегодня какой день недели?
– Суббота.
– Можешь отдыхать до понедельника. Насколько я знаю, срочных дел в отделе нет?
– Точно.
В квартире из продуктов ничего, Матвей заезжать туда не стал, сразу в Ольгино поехал. За неделю, что на службе был, успевал соскучиться по жене, родителям. Еще немаловажно, что на службе приходилось контролировать каждое слово, а в семье можно открыто высказывать свое мнение. Не предадут, выслушают, ценный совет дадут. Для Матвея это ценно – поддержка семьи. Волки и те живут в стае, а человек – существо общественное, ему комфортнее в социуме. Отцу рассказал о командировке в Москву.
– Как там столица?
– По сравнению с Петроградом многолюдно, полно мешочников, вовсю на привокзальной площади идет торговля и обмен.
– Довели страну большевики, чтоб им пусто было! Такую страну в нищету ввергли!
Это правда. Матвею довелось служить при царском режиме, и ему было с чем сравнить. Как только царя большевики ни клеймили! Самое частое – Николай Кровавый. Да по сравнению с бесчинствами и массовыми расстрелами большевиков Николай II вообще выглядел достойно. За все время его правления было вынесено 4797 смертных приговоров. Да и то судами, с присяжными заседателями и адвокатами, по существующим в империи законам, казнено 2353 человека. А не как сейчас, по пролетарской необходимости и классовому сознанию.
На даче уютно, в печи дрова потрескивают, тепло. На улице ветер, холодно, промозгло. Все же сказывается близость к морю. И есть обманчивое впечатление, что и в стране чинно, спокойно, благополучно. Хотя Матвей понимал – впечатление кажущееся. После четырех лет вакханалии, гражданской войны, фактически борьбы за выживание, хотелось спокойствия, мира и порядка. Отец «успокоил»:
– Еще годика четыре придется потерпеть. Большевики никуда не денутся, но война закончится, станет спокойнее и сытнее.
Четыре года ожидания – много, человеческая жизнь короткая, хрупкая, в любой миг оборваться может. Прожить ее повторно не получится, а хочется достойно. Матвей по сводкам ВЧК, конечно секретным, для узкого круга сотрудников, видел, что в стране неспокойно. То бунт или забастовка рабочих, то мятеж в воинской части, то крестьянское восстание. Советская власть старалась реагировать быстро, перебрасывали войска и жестоко пресекали. Зачастую карательные батальоны были набраны из китайцев, прибалтов, особенно латышей, чехов, попавших в страну в мировую войну и плененных. Требования местных жителей им были чужды, жестокость проявляли поистине варварскую.