их за пределы мира, оставила без какого-либо контроля и присмотра. Бери кто хочет! Ничего удивительного, что нашелся кто-то достаточно наглый, не постеснявшийся схватить и приспособить то, что ему не принадлежит. И совсем не удивительно, что этот наглец, получив такой жирный кусок, захотел взять и весь остальной «тортик». Этот мир для него чужой, эти боги для него чужие. Он не создавал ничего здесь, он не пестовал разумных смертных, не вкладывал в них своей души. Все здесь для него чужое, все — лишь охотничьи угодья. Место, в котором можно поживиться. Теперь стало окончательно понятно, что чистый не остановится. Он будет жрать силу и саму суть этого мира пока может. Пока его не остановят, или пока не закончится этот мир. Может, этот процесс растянется на тысячелетия, а может, все закончится значительно раньше, но конец будет один. Раньше оставалась небольшая надежда, что он рано или поздно успокоится. Нажрется. Получит то, что хотел, установит свои порядки, и станет править так, как правили в свое время десятки и сотни других богов. Вот только его не интересует власть и правление, только сила.

Кера смотрела на виновницу происшедшего и не чувствовала ничего, кроме брезгливой жалости. Великая богиня, та, что дала жизнь олимпийцам, та, что возвела своего сына на престол. В какой момент она устала от великой власти и силы? Почему решила отказаться от них и даже от самой своей памяти, лишиться большей части души, остаться почти обычной смертной? Кера думала, что богиня, в общем-то была в своем праве. Мало ли какая фантазия может прийти столь древнему и могучему существу? Презирала Кубабу она только за то, что та струсила. Побоялась довести дело до конца. Если бы Рея окунулась в Лету полностью, ее сила развеялась в мире целиком. Распределилась между прочими богами, возможно, вознесла бы кого-нибудь из смертных. Не важно — главное, она не досталась бы чужаку. В этом была главная вина той, что теперь зовется Кубабой.

Удивляло то, что Кера почти не хотела ее за это убить. Да, им всем грозит опасность быть поглощенными ненасытной тварью извне. Но сейчас, если уж совсем честно, ее все устраивает. Жить стало гораздо интереснее и увлекательнее. Ей впервые удалось воплотиться в смертную — только ради этого стоило терпеть все лишения, которым она подвергалась после прихода чистого. Столько сил, столько интересных событий, и они более не воспринимаются отстраненно — теперь она их живой, настоящий участник! Перспектива полного и окончательного уничтожения только придает всему происходящему остроту и вкус. Как перец придает блюду новых оттенков вкуса. Да-да, теперь она может даже наслаждаться настоящей пищей — разве не здорово? Нет уж, пусть живет Кубаба, жалкая трусливая тень прежде могучей богини. Кере нет до нее дела. Удивительно только, что патрон ее не уничтожил — ей казалось, что уж найдя виновницу своих несчастий, он церемониться не станет. Или он просто не понял, не осознал их беседу? В таком случае пусть остается в неведении.

Глава 20

Дядя был мрачен, как грозовая туча и встревожен, как курятник во время визита хорька. Дурацкие метафоры, но именно такие пришли мне в голову, когда я увидел доминуса Маркуса по возвращении.

— Скажи, дорогой Диего, что за причины заставили тебя сбежать из дома несмотря на то, что буквально накануне я прямо просил этого не делать? — едва сдерживаясь, мягко начал патриарх Ортесов. О моем появлении доложили сразу же, и уже через минуту я был доставлен в кабинет старшего родственника. И это несмотря на то, что солнце еще даже не показалось над горизонтом: я вернулся в половине четвертого утра.

— Прости, дядя. Я не предупредил о своем уходе потому что знал, что ты будешь против. Что касается причины… Позволь мне оставить это в тайне. Это дело не касается благополучия семьи, поэтому я предпочту о нем не распространяться.

По-моему, доминус Маркус уже готов взорваться. Боги свидетели, мне не хочется выводить его из себя, но вечно изображать пай-мальчика у меня все равно не получится. У меня куча своих дел, в которых дядя мне не помощник. Более того, узнай он о них, он всеми силами постарается мне помешать. У него огромная семья за которую он в ответе, и как бы он ни относился к чистым, месть — это далеко не первоочередная задача в списке дел главы Ортесов. Мне остается лишь дистанцироваться от семьи. Выйти из-под опеки, и я могу только надеяться, что мне удастся не порвать с ними совсем. Я успел уже привязаться и к Акулине, и к стервозной, но мудрой Аккелии, и к самому Маркусу — заботливому, как наседка, и дико занятому. Вынужденному проводить бессонные ночи, потому что беспутному племяннику пришло в голову сбежать из дома на ночь глядя и неизвестно где и с какими целями шляться по городу.

— Диего, мальчик мой, — похоже, доминус Маркус только что очень медленно посчитал от десяти до нуля, чтобы не наговорить лишнего. По-моему, я даже заметил, как у него губы шевелились. Или это были ругательства?

— Я вовсе не хочу лезть в твою личную жизнь, не хочу в чем-то ограничивать твою свободу. Может быть… я даже уверен, что мое поведение именно так выглядит со стороны. Может быть, отчасти это так и есть. Но и ты пойми меня. Я отвечаю за тебя. Перед родом, семьей, перед твоими покойными родителями. Если с тобой что-то случится, что я скажу им, когда придет мой черед переступить за кромку?

— Ничего, дядя, — нужно было промолчать, но я не удержался. — Асфоделевы луга пусты, все души после смерти пожирает чистый бог. Их больше нет, и тебя тоже не будет. Никого из нас. Впрочем, возможно меня ждет другая участь — Кера обещала устроить мне века мук и страдания за то, что связал ее обязательствами. Прости, что перебил, и не думай, что я нагоняю страха. Сведения у меня, как ты понимаешь из самых компетентных источников.

Доминус Маркус запнулся, посмотрел на меня с испугом и недоумением.

— И ты так спокойно об этом говоришь? И только теперь? Мы должны избавить тебя от этой богини. Флавий! Где Флавий, нам нужны…

— Дядя, подожди. — Я поднял руки, чтобы остановить его панику. — Ты меня не слышишь. Я сам согласился на эти условия. Дал слово, и не собираюсь его нарушать. Более того, они меня полностью устраивают. Я лучше соглашусь на вечные муки, чем отдам свои силы и суть чистому! К тому же я совсем не уверен, что у него умерших ждет именно небытие. Судя по тому, как он обходится со