А теперь ответим на вопрос: кто подвел доверие товарищей? Кто сорвал и комсомольскую, и партийную работу в местной ячейке? Кто развел все это болото? Кто довел до появления вампира? Так это же Стрекалов, секретарь парторганизации совхоза. Да что же это за коммунист такой, этот Стрекалов? Что он, вообще мышей не ловит? Что он, охуел совсем, этот Стрекалов? Парторг тупо посмотрел на себя в зеркало и с отвращением отвел взгляд. Хотел закурить – сигареты кончились.

Пропала ценный сотрудник, всеми любимый и уважаемый, молодой ученый, одна только радость, что не член партии! Москва, наверное, спрашивает с обкома партии, обком партии адресует вопросы райкому, но уже поскрипывая зубами. А райком адресует вопросы парторгу, но уже не поскрипывая зубами, а плюясь слюной, рыча и матюкаясь.

Парторг сначала держался, но потом сник, обмяк, руки у него опустились, глаза потухли, душевные силы подошли к концу, и он хотел двух вещей: умереть и выпить водки.

Но это было еще не все. Причем далеко не все.

Приехавший из Ростова майор, в тот же вечер вызвонивший еще одного сотрудника из Областного управления, взял с собой участкового и с этим сотрудником и участковым вместе тоже куда-то пропал. Причем прошло уже двенадцать дней: ни участкового, ни майора никто не видел. Про этого сотрудника я уже не говорю! Люди пропадают и потом не находятся. В совхозе Усьман появился Бермудский треугольник, и никто, ну, вообще никто не знает, где этот треугольник может быть.

Правда, приезжала какая-то группа из Управления милиции. Куда-то они ездили, вроде бы в сторону Дарьинки. Но ничего не нашли. И уехали какие-то пасмурные. Забрали машину майора, наверное, у них были ключи. Где были, что видели, парторгу не сказали.

Но тоже районная милиция звонила и сказала, что начальство в бешенстве, поскольку парторг развел в совхозе нечистую силу. И вот это было как раз верхом несправедливости. Потому что с тех пор, как они все исчезли, прошло двенадцать дней.

И это были первые двенадцать дней за все лето, когда информируемый по своим каналам парторг знал, что никто в селе не видел Фролова, а Фролов и был единственной нечистой силой, которую «развел парторг».

Но если как раз нечистая сила пропала, какие могут быть претензии к партийной организации совхоза, разве что из-за попа, который опять приезжал, опять все брызгал, опять молился. И, как потом узнал парторг, был очень горд своей победой над лукавым.

За все это предстояло нести ответ.

Что делать с детьми, опять непонятно. Возвращать их из лагеря все-таки страшно. Директор совхоза смотрит косо, секретарь райкома не называет больше парторга Егором Ильичом, а говорит официально-холодно: «товарищ Стрекалов» или неофициально «ебаный ты мудак». А это и по-человечески, и по-партийному обидно.

Но, главное, что парторг может сделать? Ходить их искать по кустам, по лопухам? Но это ж бесполезно. Уж за двенадцать-то дней хотя бы кого-то из них в селе бы увидели, значит, их здесь нет. А если их нет в селе, то почему спрашивать с парторга. Парторг отвечает за село, а если людей в селе нет, как он может отвечать?

Вдобавок ко всему на хуторе появилось диссидентское движение в лице бывшего журналиста газеты «Семикаракорский комсомолец», выгнанного из газеты за идеологические просчеты. Выгнанный, он поселился на хуторе у своей дальней родственницы, учительницы начальных классов, и стал страшно бухать. Ну бухал бы он себе и бухал, как говорится, употреблять спиртные напитки у нас не запрещено, хотя и не поощряется. Но он, гад, не просто бухает, а распространяет при этом, во-первых, вредные слухи о конце света. Вредные пессимистические слухи о какой-то катастрофе, которую якобы предвещает появление вампира. С нехорошим религиозным душком кричит про какое-то наводнение или даже войну.

Во-вторых, он утверждает, что советским людям не нужна свобода. Что свобода их погубит. А это уже не шуточки про конец света, это, блядь, противоречит основам марксистско-ленинской идеологии, и за такие слова надо отрывать башку. Но как оторвать ему башку, если он не член партии, не комсомолец и в совхозе не работает? В такой ситуации отрывать ему башку должна милиция. Но участковый же пропал. Провалился под землю в Бермудский треугольник. Другая милиция из района на хутор ехать не хочет, боится нечистой силы. Раз на хуторе менты бесследно пропадают, никто ж не поедет.

Хотел с мужиками поговорить, может, его мужики образумят, а они, алкоголики, говорят, мол, он наш, хуторской, он правду говорит, за что его бить?

Так он, сволочь, завел себе дружка. Какого-то бомжа из Ростова, который говорит, что он – поэт, и пьет каждый день вино.

И вот еще – приезжает на хутор журналист из «Вечернего Ростова» писать фельетон про религиозные слухи, чтоб по ним ударить областной газетой. Но, попав под влияние этих двух, сам стал диссидентствовать, что в совхозе ездят грузовиком по живым помидорам и это, видите ли, бесхозяйственность.

Директор приказал журналиста из села гнать, весь гараж лишил премии, а шоферу и бригадиру обещал собственноручно набить морду. Тут важен сам факт обещания, а не его исполнение, конечно.

Да… разболтались люди, ничем хорошим это не кончится. А гайки закручивать все труднее и труднее. Журналист в Ростове протрезвел и все-таки написал про религиозные слухи, но как-то беззубо написал. Слова вроде правильные, а чего-то не хватает. Чувствуется, что он сам не верит в то, что пишет.

От таких дел по ночам не спится, глаза стали красные, и фельдшер сказал… у тебя, говорит, наверное, скоро будет инсульт. Успокоил!..

Телефон зазвонил неожиданно, как нарочно, чтобы вызвать инсульт. Парторг схватил трубку. Звонили из райкома. Парторг внутренне сжался, готовясь к очередной порции ужаса. Но первый отозвался голосом неожиданно бодрым:

– Нашлись! – сообщил он. – Звонили из милиции в Аксае. Как они там оказались, пока непонятно. Женщина жива-здорова. Майор ранен. Но жить будет. Вроде бы с явлениями, сам знаешь какими, покончено. Участковый твой в порядке, психует, но это пройдет. Они все в больнице. Под наблюдением. Говорят, вышли из-под земли. Херня какая-то. Но все живы – это главное. Напейся сегодня, парторг. Нашлись!

Фролов и Иевлева не знали, что за ними идет милицейская группа особого назначения, никуда не спешили, хотя особенно и не задерживались.

Прошли подземным коридором, в котором милиция, идущая за ними следом, обнаружит старика в ватнике. Но не обратили на этого старика никакого внимания. Может, вокруг них были еще какие-то существа. Фролов и Иевлева не заговаривали с ними или просто не замечали их, спускаясь глубже и глубже по коридору. Они были сосредоточены друг на друге.

Только при выходе из тоннеля Фролов взял ее за плечо и движением головы обратил ее внимание на скрытую в темноте нишу. В этой нише на каменной полке лежал воин, в шлеме, в кожаных доспехах, с прямым мечом на груди. Он был огромный. Не меньше пяти метров роста. Спал он или был мертвый? На всякий случай, Фролов приложил палец к губам, и мимо этой огромной лежащей фигуры они прошли, стараясь ступать особенно неслышно.