Фёдор только тогда понял, зачем его полк стоял в Пскове столь долго. При согласии псковичей отойти в вотчину московскую, как и произошло, стрельцы для арестов нужны и конвоирования в пути. А вздумай Псков держаться за вече и не признать над собой владетелем государя московского Василия, полки должны были подавить «бунт». Все возможные варианты Василий продумал и учёл. Мало того, сразу после приезда в притихший Псков тут же раздал своим служилым дворянам дачи, изъятые у изгнанных людей. Так бесславно исчезла с русской земли последняя республика.

Фёдору дача не досталась, чином не вышел, хотя выслугу имел приличную, тридцать девять лет государству служил, уже и седина начала пробиваться в бороде и волосьях на голове.

А ныне ехал зимней дорогой во главе огромного обоза. Каждой семье переселенцев двое саней выделяли. На одной семья, на другой барахлишко. Триста семей, шестьсот саней. Да ещё стрельцы и их обоз. Вот и получалось, что Фёдор от головы обоза конца не видел. И ехал он не весел. Приказание государя исполнил в точности, одного понять не мог – в чём вина псковичан? Если виновны в измене, чего не было, так судить. А коли вины нет, зачем переселять, у всех семьи. Бабы и дети малые при чём? Но о мыслях своих крамольных молчал, иначе можно и языка лишиться, а то и головы. Крут государь был, без вины неугодных казнил, опале подвергал. Потому Фёдор своё мнение даже супружнице по приезде не сказал. Бабы болтливы, скажет соседям или родне, боком выйдет. После женитьбы Фёдор осторожен стал не только в действиях, скажем – в сече, но и в словах. С начальством не лебезил, но и слова против не говорил. Видел – не все сотники, не говоря о более высоких чинах, от старости в своей постели помирали. Казалось ему или правда, но при Великом князе Иване свободнее дышалось и жилось легче.

По морозцу в Москву вернулись, Фёдор задержанных псковичан сдал по списку, полк в воинскую избу вернул, сам домой вернулся. Устал сильно, морально и физически, всё же годы своё берут, не мальчик. За завтраком на сына посмотрел. Как-то незаметно вырос парень. Усовестился Фёдор. Сына видел наездами, а всё служба. В его возрасте он уже новиком в княжеской дружине был.

– Пётр, пора тебе определяться. Хочешь – в свой полк новиком возьму?

Жена Авдотья руками всплеснула:

– Да ты что, муженёк? Часто ли ты со своей службой дома бываешь? Не увидел, как едиственный сын вырос. Он уж давно Ефиму Кузьмичу в лавке помогает.

Сын у Фёдора был один, других детей Господь не дал. Впрочем, у Великого князя Василия ещё хуже. Государству наследник нужен. Василий Третий женился на Соломонии Сабуровой, выбрав её из полутора тысяч девиц на выданье. А брак оказался бесплодным. Василий надавил на митрополита, и Собор добился развода с бесплодной женой в 1525 году. А на следующий год венчался с Еленой Глинской, дочерью литовского князя Василия Львовича Глинского, перешедшего со всем кланом Глинских на службу московскому царю. Только через пять лет родился сын, наречённый Иваном, ставший затем Иваном IV Грозным.

– Купцом хочешь стать? – удивился Фёдор.

– По крайней мере, всегда дома будет, при семье, не как ты, седина уже, ранен не раз, а что нажил? – ответила жена.

М-да, в самое больное место угодила. Фёдор до недавнего времени считал самым достойным, мужским делом – ратником быть. На его глазах небольшое Московское княжество превратилось в огромное государство и в первую очередь благодаря войску, таким ратникам, как он. Вот только последний поход в Псков поколебал устои, веру в избранность, в справедливость Великого князя.

Крякнул Фёдор. Получается – права супружница. Ну что же, выбрал сын другую стезю, пусть занимается, он перечить не будет.

– Получается ли? – только и спросил у сына.

– Дедушка Ефим Кузьмич всему учит. Я вроде приказчика у него в лавке.

– А лавка-то где?

– На Сретенке. Дедушка-то уже стар, дело мне передать хочет.

– Похвально.

Вырос парень, дело себе выбрал по душе, и отец ему не пример. Досадно Фёдору. Но, подумавши, выбор сына одобрил. Вот уйдёт он со службы по возрасту или подвинет с поста кто-нибудь из бойких дворян, коих при дворе много появилось, что тогда? Кто кормить будет? Ох, зря у Великого князя в Пскове дачу не попросил. Пусть небольшую, в одну деревеньку, да с холопами. Ежели дела рачительно вести, не то что в убытке, с хорошим достатком будешь. Конечно, дело купеческое тоже рискованное, в один момент прогореть можешь. И такие примеры он знал, так там невезение, случай. Через две избы такой несчастный жил. Купец средней руки, своё судно имел да небольшой соляной промысел за Устюгом. А судно возьми да и на бревно-топляк наткнись. Ко дну пошло, только один кормчий и спасся. И разом всё благосостояние купчины рухнуло. Фёдор в тайничок залез, деньги пересчитал. Негусто за трудную и рискованную жизнь нажил, пятьсот рублей серебром. Хотя как посмотреть. Хорошая корова рубль стоит, верховая лошадь от двух до пяти рублей. К сыну подошёл, о деньгах пока ни словечка.

– А не купить бы тебе свою лавку, сынок?

– Лавку купить можно, да товарами её наполнить надо. Связи налаживать. А лучше помощников иметь надёжных. С подводой на Желтоводскую ярмарку послать. Там купил оптом за рубль, здесь продал за два.

Фёдор приуныл. Лавку купить, товары для торговли, тягловую лошадь с подводой, да помощника нанять.

– А ежели денег дам на открытие своего дела, сколько потребуется?

– Смотря чем торговать.

– Это уж сам решай. Но думаю – хлебом или солью. Без этого русскому человеку никак. Будь ты хоть босяк, а как щи без соли хлебать? Или в деревне сальцо по осени посолить. Ты прикинь, сколько для начала надо?

– Я с дедом посоветуюсь, он в торговле дока.

И в самом деле Фёдор решил в долю войти, будет в старости копейка на кашу.

Как же потом Фёдор мысленно хвалил себя! Сын лавку купил и занялся торговлей мукой и солью. Начали с соли, людей набрали, купили тягловых коней и подводы, а в зиму сани пришлось покупать. Пошло дело, прибыль появилась. И снова наняли людей, купили лошадей и подводы. Из южных областей стали возить пшеницу и рожь, мололи на мельницах и продавали мукой, так выгоднее оказалось. Сын умел считать каждую копейку. Когда в 1515 году из-за неурожая в московских землях начался голод, семейство тягот не почувствовало. И хлеб на столе был, и соль. Цены тогда на зерно и муку взлетели втрое-вчетверо.

Но Фёдор смотрел на успехи сына со стороны и радовался. Стало быть, есть способности у человека. Сам же он тянул ратную лямку.

Государь никак не мог забыть про Смоленск. Отец его, Иван III, не смог у Литвы отбить, так он решил завершить начатое. Смоленск – исконно русский город. И язык русский, и вера православная. Что Иван III, что Василий были собирателями русских земель в одно большое и мощное государство, которому враги не страшны.

Первый поход состоялся в ноябре 1512 года. Продуман был воеводами и начался хорошо. Из Вязьмы, этого пограничного плацдарма, выступило войско во главе с князем И. М. Репней-Оболенским и конюшенным, боярином Челядиным. Им предписывалось взять смоленские посады, далее не задерживаться и поспешить к Орше и Друцку. К Орше выдвигались из Великих Лук полки князей Одоевского и Курбского, а также новгородские и псковские пищальники. Эти передовые отряды должны были пройтись по окрестностям Смоленска, очистить их от вероятных отрядов противника, а потом прикрыть с запада, чтобы Смоленск не смог получить военную поддержку от Сигизмунда. Свою задачу полки выполнили. К тому же, чтобы отвлечь внимание и силы Литвы, из северских земель войско под командованием Василия Шемячича совершило стремительный рейд на Киев и сожгло городские посады.