Утренний свет струился как едкий мед, тягучий и липкий. Фил начал потеть, а Гил по-прежнему мерз, словно жил в другом мире. Старик одернул свой синтетический кардиган, мешковатый на усохшей фигуре.

Фил достал из нагрудного кармана пластмассовый пузырек небесно-голубого «пилца». «Пилца» Фила. Он проглотил таблетку чудодейственного лекарства «Блэкбридж Энтерпрайз» и погрузился в знакомое состояние эйфории.

Между тем Гил рассматривал зятя, будто видел его впервые в жизни. Наконец он решился заговорить.

— Фил, знаешь, что меня задержало? Я разговаривал по телефону с Линдой. С моей дочерью. Твоей женой. Ты оставил ее в слезах. Обычная утренняя ссора. И все же она беспокоится за тебя. Говорит, что последнее время с тобой что-то не так. Ты сам не свой.

Солнце передвигалось слишком медленно. За какие-то несколько минут изменились основные константы. К чему бы это? Бесспорно, день сегодня какой-то ненормальный.

Фил произнес, словно обращаясь к себе:

— Со всеми нами что-то не так. А я никогда не был самим собой.

Зажав незажженную сигару выращенными в Германии зубами, Леон Негропонт взял отчет из рук начальника безопасности Макса Фляйшванда и презрительно швырнул его в мусорную корзину. Вынув изо рта сигару и наставив ее на лысеющего Фляйшванда, грубый волосатый глава «Блэкбридж Энтерпрайз» начал орать:

— Вздор! Не говорите мне, что за этим не стоит Панофски. Кто как не он? Кто, кроме «Урал Системс», способен внедрить агента в нашу организацию? И взломать лучшую игрушку? Черт! Если б этот ублюдок не прятался глубоко под Карпатами, загорая под вольфрамовыми лампами, я бы повесил его яйца на свою цепочку для ключей!

Фляйшванд съежился.

— Господин Негропонт, я все же хотел бы доложить основные моменты отчета. Утка преобразовалась в оружие уничтожения, что выходит за рамки возможностей ученых «УС». Пока вертолет не скрылся из виду, было ясно, что он направляется к центру США. Агент «УС» полетел бы к Атлантическому океану, на подводную лодку за пределами государственных вод.

— Один черт знает, что взбредет в голову Панофски, — буркнул Негропонт уже с меньшей уверенностью. — Треклятые Зеленые ох как хитры. Это все их метаболизм. Из-за неохлорофилла в венах они мыслят не так, как люди. Глазом не успеешь моргнуть, как придушат тебя виноградной лозой. Сукин сын мог построить базу где угодно. Ты же знаешь, что мог. Страна превратилась в решето. Спасибо долбаному президенту, который решил, что важнее разделаться с предателями, чем защищать границы. Все равно что послать в параллельное измерение наш и без того хилый потребительский рынок. Боже ж ты мой!

Негропонт нажал кнопку внутренней связи.

— Алло, Служба слежения? Еще не обнаружили вертолет? Да, я понимаю, что это мой личный вертолет с системой скрытого передвижения и дальностью полета в три тысячи миль. Но он мне нужен! И срочно!

Фляйшванд скромно кашлянул.

— Господин Негропонт, позвольте внести предложение?.. Правительство располагает лучшими агентами по поиску скрытых объектов, да и специальным военным оборудованием…

Негропонт стукнул по столу мощным кулаком.

— Хочешь, чтобы я позвонил президенту Лимбо и попросил об одолжении? Сообщить ему, что я в дерьме? Нам всем тогда крышка! Он давно ищет предлог прикрыть «БЭ», а я поднесу его на блюдечке! Да если он узнает хотя бы о черной девчонке, пусть она и пропала…

— Если бы меня ознакомили с конкретной, э… пользой от этого ребенка…

Негропонт сощурил глаза под черными сросшимися бровями, отчего его лицо сделалось необычайно злым.

— Хорошо, я расскажу. Но тебе не понравится. Кроме того, что она вымирающая особь с афроамериканской генетической наследственностью, девочка обладает редким даром. Страдает аутизмом, однако наделена выдающимися умственными способностями. Стоит показать ей изделие…

Фляйшванд перебил, решив показать свою догадливость:

— И она может определить, будет ли оно продаваться?

Начальник рассмеялся, но это был презрительный смех.

— О предсказании ли речь? Нет. Скорее о вынуждении, причине и следствии. Она делает товар раскупаемым. Насколько мы знаем, девочка создает подсознательное глобальное поле, которое заставляет людей покупать наше барахло. Поэтому с ней и была утка. Спрос на Ф. К. Д. падал, и мы хотели его поднять.

— Боже мой… — пробормотал начальник службы безопасности.

— Раз твое любопытство удовлетворено, выметайся отсюда. Я должен подумать.

Фляйшванд вышел. Негропонт подошел к картине на западной стене кабинета.

Точнее сказать, к портрету президента Лимбо, который обязали вешать в каждом доме и на каждом рабочем месте. С лавровым венком на потешной лысой башке, с двойным подбородком — ну чистый Цезарь.

Негропонт украсил президента смачным плевком и отодвинул, обнажив скрытое хранилище.

— Открывайся, — велел он сейфу.

— А волшебное слово? — отозвался тот.

— Открывайся на хер!

Сейф, казалось, обиделся.

— Нет, это не то слово. Вам следует говорить «пожалуйста».

— Открывайся на хер, или я возьму ядерно-атомную паяльную лампу!

— Хорошо-хорошо.

Негропонт достал из сейфа коробочку для колец. Внутри, на подушечке, оказалась пилюля, сияющая всеми цветами радуги.

Подойдя к столу, он включил аппарат внутренней связи.

— Алло, транспортный отдел? Подготовьте мой запасной вертолет. Нет, полечу не я, а моя дочь Филиппа Кей. Так что подготовьте пилота. И не какого-нибудь чертова ветерана Плазмодиумной войны. Один тут обрыгал меня, когда мы пролетали над нефтяной пленкой. Пришлось взять управление на себя.

Негропонт отключил систему и проглотил радужную пилюлю.

— Ой, — робко произнес пульт. — Ой, ой, ой…

Линда Мария Ронштадт Дик, весом в сто тридцать один фунт, села на кушетку и начала быстро переключать каналы. Коробка конфет и бутылка водки, наполовину опустошенные, составляли ее единственную компанию.

— Ой, — не умолкал пульт, пока Линда нервно щелкала по пятистам каналам. — Ой, ой, ой…

С каждым нажатием пульт должен был называть номер канала. Но на прошлой неделе он сломался. Теперь устройство издавало только лишь звук искусственной боли. (Какой-то безумный программист, от скуки или потехи ради, вставил это междометие в транзисторные кишки. Зачем?)

Превосходно, думала пьяная Линда, механизм испытывает боль, когда люди онемели. Может, он впитывает глубоко утаенные чувства и страдает за нас. Нам с Филом надо попробовать общаться через пульты. Что бы он на это сказал?

Поднимаясь с потертой, заляпанной клетчатой кушетки, бесформенное тело в домашнем платье едва не опрокинуло дорогой музыкальный центр — гордость и радость Фила, его единственную роскошь.