Над диванами в одной из ниш висело что-то непонятное – вроде бы узкий длинный коврик, сплетенный из жгутов или трубок в палец толщиной. Различить узор казалось невозможным – жгуты были темными, со стеклянистым блеском, словно выточенными из обсидиана. Но как только Эрик приблизился, странная вещица ожила, вспыхнула мягкими переливчатыми красками, являя череду изысканных узоров. Узоры текли, струились, отращивали щупальца, тянули их к Эрику, проникали в его плоть, срастались с ней; внезапно он почувствовал, как мышцы начинают дергаться, повторяя ритм смены красок и узоров.

«Инопланетная магия», – подумал он и отступил. Сияние коврика погасло.

За его спиной раздалось пыхтенье. Обернувшись, Эрик встретился взглядом с Шаргони’ кшуром. Хаптор взирал на него, словно на лакомую птичью косточку.

– Молодому ашинге это интересно? – Шаргони’кшур ткнул пальцем в коврик. – Это привез корабль слуг лоона эо. Такой же, как мы видели сегодня. Жаль, что Раграш’шарх не позволил вам разглядеть товар поближе.

«Вот как! Ему жаль!» – мелькнуло у Эрика в голове. Вытянув руку к ковру, он произнес:

– Нам, пха, знакомы такие изделия, и, насколько мне известно, их ввоз в Ашингебаим запрещен. Зачем они хапторам? Это опасная вещь.

– На планетах она не нужна, а здесь полезна, – вкрадчиво заметил Шаргони’кшур, поглаживая выпуклое брюхо. – Недостаток движения, а эта вещь заставляет тело трепетать... Мы умеем с ней обращаться, с ней и с другими, что привозят корабли лоона эо.

– С другими? – переспросил Эрик.

– Аха. Эти деревья у входа... они тоже не с наших планет. Хочешь взглянуть?

– Хочу.

– Тогда идем.

Они направились к дверям. Харгрейвс, оторвавшись от беседы, взглянул на Эрика, но тот, успокоительно махнув рукой, сообщил:

– Осмотрю растения на площадке. Любопытные экспонаты.

Деревья в самом деле были странными – перекрученные шишковатые стволы и такие же ветви, от которых отходили веточки потоньше, казавшиеся тоже скрученными и изломанными. На концах тонких ветвей пучками росли листья, довольно длинные и необычной раскраски: зеленая паутина на сером фоне. Что-то эти деревья напоминали Эрику, и, приглядевшись с минуту, он догадался: деревца бонсай, только увеличенные в тридцать-сорок раз.

– Что в них замечательного, пха?

– Запах, – ответил Шаргони’кшур, сосредоточенно тыкая в клавиши пульта на стене. Сомкнулись двери, отделив площадку от обеденного зала, взвыла вентиляция, вытягивая ароматы печеного и жареного, потом шум смолк, и воздух постепенно стал наполняться чарующим благоуханием.

«Сирень?.. жасмин?..» – подумал Эрик. Нет, скорее тонкий нежный запах лилий... или лаванды... или сандала... Кажется, запах менялся, словно звуки тихой расслабляющей мелодии, и под них, словно принцесса из сказки, явилась Эрику девушка его мечты, удивительно похожая на Илону Линдстрем. Будто стоит она у розовых кустов, смотрит на него с улыбкой, поднимает руку и манит, манит к себе...

Оторвавшись от этого миража, он прислушался к речам разомлевшего Шаргони’кшура. Послушать стоило, ибо хаптор пустился в рассуждения о превратностях судьбы. Его никогда не тянуло покинуть планетную твердь, и если бы не бедность, жил бы он с тремя своими самками на южном континенте, ел, пил, гулял по лесистым холмам и грелся бы на теплом солнышке. Однако приходится служить, да еще в этой проклятой коробке, заброшенной в пустоту, где жизнь – сущее хохо’гро! Жизнь тут полна лишений, а доходов, считай, никаких... Он на станции так давно, что позабыл, как выглядит дом предков, который, возможно, уже развалился... Все эти годы пришлось рогами пол скрести, чтобы добиться нынешнего положения... Зато теперь он знает каждый закоулок, каждую щель и тайный проход, каких на станции немало. Если молодой ашинге желает, то...

– Желает, – сказал Эрик и тут же ощутил, что опасения хаптора сменились ликованием. Его эмоции стали теперь понятны: жадность боролась со страхом, и к тому же он не мог предвидеть реакцию ашинге. Хотя, конечно, запах чудесных деревьев очень способствовал взаимопониманию.

Шаргони’кшур молча вытянул лапу, и Эрик вложил в нее пенальчик. В языке хапторов не было слова «взятка», но имелся эвфемизм, звучавший в дословном переводе так: благодарность высшему от ничтожного и недостойного. Зашелестели листочки платины, потом раздалось довольное уханье – очевидно, размер «благодарности» устраивал Шаргони’кшура. Он прикоснулся к пульту на стене, и за деревом, тем, что справа, раскрылась узкая щель.

– Сюда, ашинге.

– Я не могу уйти надолго, пха, – сказал Эрик. – Мой старший будет беспокоиться.

– Смотри столько, сколько захочется, – пророкотал в ответ Шаргони’кшур. – Когда скажешь, я отведу тебя обратно.

Он боком пролез в щель и поманил за собой Эрика. Ему открылся проход шириною в пару метров, что-то наподобие технологического лаза: у потолка тянулись трубы и кабели, над щитами с инструментом тускло горели светильники, и иногда попадались раскрытые зевы подъемных шахт. Через несколько десятков шагов провожатый свернул к такому подъемнику; механизм, поскрипывая, доставил их наверх – очевидно, на главный уровень, к причалам и пакгаузам. Они очутились в другом тоннеле, более высоком и широком. Шаргони’кшур уверенно шагал впереди, то и дело оборачиваясь к Эрику и поясняя:

– У Хшак нет своих станций, нет смысла их строить, если в год приходит десять кораблей. Хшак принимают их здесь, в особой зоне, которую им выделил Гезунд, принимают, разгружают и везут товар на планету. Но здесь – станция Хочара! Мы должны знать, что творится в каждом ее уголке! Не из пустого любопытства, а по необходимости... Иногда привозят что-то очень странное, и хотя Хшак знают, как обращаться с таким товаром, за ними нужно присматривать...

– То, что ты рассказываешь, очень интересно, – поощрил хаптора Эрик. – Скажи, пха, а чем платят Хшак за товар лоона эо? Ведь им не нужны платина, золото и серебро, не нужны продукты, ткани, машины и другие изделия. Что дают им Хшак?

– Об этом – видят Владыки Пустоты! – никому, кроме Хшак, в точности неизвестно, – промолвил Шаргони’кшур. – Но ты был щедр, и я скажу, о чем шепчутся на станциях и в корабельных экипажах. Это случилось в давние, давние годы... Хшак наняли лучших охотников – из тех, что промышляют в горьких водах и служат благородным тэдам, желающим развлечься. И будто бы эти храбрецы поймали живого хори’шу, такую страшную тварь, что ее и убить непросто, а уж взять живьем...

Шаргони’кшур сделал многозначительную паузу.

– Шкуры этих тварей – знак власти у повелителей кланов? – произнес Эрик. – Кажется, я такую видел у владыки Кшу... И правда, страшная тварь!

– Аха, – согласился Шаргони’кшур. – Так вот, взяли живьем и будто бы отправили лоона эо в огромном резервуаре... Давно случилось, но охотники помнят. Даже кхаш’хаман сложили.

Тоннель привел их в небольшую и почти темную камеру – свет струился от переборки, в которой была смотровая щель. Приблизившись к ней, Шаргони’кшур стукнул когтем о прозрачный пластик: