– Вот и думаю ныне, ваше превосходительство, куда же мне теперича людишек-то отправлять? Вроде и деньги на розыск есть, и горы Алтайские куда доступнее стали, а решиться не могу.

– Ну по Пуште пусть поищут, – с показным равнодушием выговорил я. – Речка такая есть. Кажется, в Лебядь впадает… И по Ямань-Садре еще. Это там же.

– На чертеже показать не изволите ли? – засуетился достать из внутреннего кармана кафтана карту, тем не менее не забывая искоса поглядывать на Мишу с Надей, Захарий Федорович.

– Извольте, – легко согласился я. – Вот здесь. Прииск Царе-Александровский видите? А вот здесь – ищите!

– Вот так просто? – вскричал золотопромышленник.

– Ну да, – вынужден был согласиться я. – А чего тут такого? Будто бы…

– Мы с Михаилом… – начала мадемуазель Якобсон и взглянула не без гордости за такого удивительного меня, конечно, на секретаря.

– Михайлович, – словно зачарованный, подсказал Карбышев.

– С Михаилом Михайловичем посетим вас, господин Цибульский, дабы оформить участие в новых приисках. Условия, надо полагать, те же?

– Да, конечно, – выпучив глаза, тряхнул тот бакенбардами.

– Значит, как и прежде, тринадцать процентов, – вбила последний гвоздь Наденька. – Отлично! Вы отправите изыскателей этим же летом?

Гости ушли сговариваться, когда именно следует встретиться для оформления бумаг, в гостиную. Потом Надежда Ивановна, решившая не откладывать ревизии собственности будущего мужа на потом, с Карбышевым уехала к Гинтару. А я остался размышлять о том, какой же все-таки вышел сегодня удивительный, полный приятных неожиданностей день! И пусть в мою жизнь вторглась эта странная романтично-прагматичная девушка, я все равно считал, что все теперь у меня будет хорошо.

С точки зрения матерого бюрократа начала двадцать первого века, гражданская часть Главного Управления Западной Сибири была устроена, по меньшей мере, странно. А если начать называть вещи своими именами – так и вовсе по-дурацки! Бестолково и невнятно.

Полагалось, что все чиновники всех входящих в наместничество губерний будто бы должны исполнять предписания какого-то виртуального Совета, в который входили представители четырех основных гражданских министерств. Естественно, МВД, Министерства юстиции, народного просвещения и финансов. Эти так называемые советники назначались руководителями своих ведомств, имели высокие чины – не меньше статского советника – и собственно наместнику подчинялись постольку поскольку. И что самое печальное, каких-либо должностных инструкций или хотя бы четко очерченного круга обязанностей у этих господ не существовало. Общие фразы вроде «исправлять надзор» меня совершенно не устраивали. Хотя бы уже потому, что знал со всей достоверностью – никакой власти провести даже примитивную инспекцию эти представители не имели. На их запросы губернские чинуши отвечали неохотно, чуть ли не из жалости, а предписания прямиком отправлялись в архивы.

Большинство из этих господ очень быстро начинали понимать, что должность, ими занимаемая, является хорошо оплачиваемой из казны синекурой, и переставали донимать присутствия своими придирками. Некоторые особо активные и совестливые принимались изобретать себе какое-то применение и брались за любой прожект, лишь бы не сидеть без дела. Единицы – и вовсе переставали являться к месту службы, полностью посвятив свое время какому-нибудь бизнесу.

Естественно, фамилии всех четверых министерских представителей были мне отлично известны, вкупе со слухами о характере их настоящей, а не декларируемой деятельности. И если господина Спасского из Минюста мое назначение его прямым начальником должно было по-настоящему пугать, то того же чиновника из МВД, действительного статского советника Александра Степановича Воинова, я искренне уважал. И всерьез полагал, что мы с Воиновым непременно поладим.

Сотрудник Министерства народного просвещения профессор Попов так увлечен переводами Священных Писаний на монгольские языки, что ни о какой деятельности на ниве просвещения и речи идти не может. Благо на это решил тратить свое время тот самый Воинов, успевающий и гимназии с училищами инспектировать, и новые открывать.

Юрий Петрович Пелино в бумагах числился представителем Минфина, но занимался почему-то надзором за тюрьмами, пересыльными острогами и каторгами. А еще интригами против тобольского губернатора Александра Ивановича Деспот-Зеновича. Что-то они там все поделить не могли…

Совсем по-другому обстояли дела у другой половины членов Совета. У так называемых управляющих отделениями. Они собирали данные для докладов наместнику, могли от имени начальника и в свете последних политических событий в стране настоятельно что-то рекомендовать губерниям. Иногда, если наместник принимал решение напрямую вмешаться в ход гражданского правления, именно управляющие занимались составлением предписаний и их рассылкой. В общем, чины у них были ниже, а реальной власти – намного больше.

На весну 1866 года в нашем генерал-губернаторстве таких отделений было пять. Первое – ведавшее административно-распорядительными, секретными и политическими делами, включая надзор за неблагонадежными ссыльными и взаимодействием с командирами Восьмого жандармского округа. К огромному моему удивлению, выяснилось, что с недавнего времени исправляющим делами Первого управления назначен хорошо мне знакомый господин – коллежский секретарь, Александр Никитич Лещов. Ну тот, помните, которого Дюгамель шпионить в мой Томск отправлял и который был бит в каком-то питейном заведении за попытку ознакомиться с секретной коммерческой информацией.

Какой из этого господина сыщик, я уже успел выяснить. Теперь предстояло каким-то образом узнать, насколько хорошо Александр Никитич справляется со своими должностными обязанностями. Потому что, в отличие от назначаемых из столицы представителей, сотрудников канцелярии наместника и, получается, своих прямых подчиненных я имел право назначать единолично.

Второе, ведающее судебными делами и по совместительству прямым надзором за законностью отдаваемых губернаторами и начальниками областей распоряжений, возглавлял статский советник Александр Яковлевич Москов. Ничего о нем сказать не могу. В судейские дела влезать желания никогда не возникало. Хорошо хоть, что и ничего плохого о Москове не слышал.

Главой Третьего, хозяйственного, по большому счету – практически интендантского – управления служил опять-таки статский советник и вновь Александр, только Алексеевич, Безносов. До меня доносились слухи, что он изредка обделывает какие-то делишки с Алтайской горной администрацией, но в чем-то вопиющем все же замечен не был. Больше того! Говорят, именно его, Безносова стараниями администрация генерал-губернаторства сумела сэкономить более ста тысяч рублей, которые отлично пригодились, когда возникла нужда снабжать воюющие в Туркестане войска. Еще поговаривали, наш Александр Алексеевич был ярым сторонником скорейшего завоевания среднеазиатских государств и учреждения торговых связей с северо-западным Китаем. Что именно им двигало, когда он года три назад составлял свой меморандум для Дюгамеля, не скажу, ибо могу лишь предполагать наличие у интенданта связи с русскими торгово-промышленными группами, испытывающими острый дефицит сырья для хлопчатобумажных мануфактур. Но даже если и так, то что с того? Я так же, как и Безносов, считал, что свой собственный, а не привезенный из-за океана из Америки, хлопок империи необходим. И торговле с Синьцзяном и в голову бы не пришло мешать. Так что имел основания считать, что этот чиновник станет мне верным соратником.