он откашлялся и снова произнес слово. Он бросил свое уставшее тело бежать, держа руку на рукояти меча и надеясь вопреки всему, что в зале совета не будет солдат.

Вместе со своими бойцами он толкнул двери и прошел внутрь, вспомнив, как он прибыл в Крепость Несры после первой победы над армией Стефана. На этот раз солдат уже не было, но были фанатики. Кровь залила пол, и многие из них сбились в кучу с выражением ужаса на лицах. По всем телам были следы от ударов плетью, уродливые красные рубцы, от которых Лука скривился.

— Теперь вы в безопасности, — сказал им Лука. — Стефан больше не причинит вам вреда.

В комнате было странно тихо. Не было ни ликования, ни слез. Ничего, пока в центре группы не раздался смех. Внезапно комната словно содрогнулась. Раненые, спотыкаясь, побрели прочь, глаза их потускнели, а среди них появился Миккел. Лука напрягся; он знал, что Брат опасен.

Миккел проложил себе путь из толпы фанатиков. На его торсе, как и у других, были признаки самобичевания. Были синяки и длинные рубцы, и у него был вид человека, который резко похудел.

Но в его глазах не было слабости. Была только ненависть. Он поднял меч и посмотрел на Луку с презрением.

— Ты. Менти. Ты пришел убить бога, но его нельзя убить. Несколько минут назад он получил ножевое ранение и не умер. Но ты… ты лишь червяк.

Лука был измотан, но знал, что должен сражаться. Он сжал рукоять меча.

— Нет, — чья-то рука легла ему на плечо, и мгновение спустя мимо него прошел брат Аксил, держа в руках длинный посох.

— Гувернер, — сказал Лука, паника охватила его тело.

Чья-то рука потянула его назад, и Джеральдо сказал слова только для ушей Луки:

— Сейчас ты не можешь драться, мальчик. Если попробуешь, падешь. Оставь это старику. Он был на этой земле еще до того, как твой отец получил свою корону.

Лука поддался, но каждая часть его тела была напряжена. Его руки сжались в кулаки, он пытался не вмешиваться. У него перехватило дыхание, когда Миккел бросился на гувернера. Брат Аксил взмахнул посохом в последний момент и отбросил его, проскользнув между Миккелом и Лукой. Два волка подошли к Луке, стояли на страже, их губы скривились в безмолвном рычании. Он положил дрожащую руку на мех, и волк прислонился к нему, чтобы утешить.

Неизвестно, где Миккел научился владеть мечом, но он был более умелым, чем мог предположить Лука. Он высвободил меч из-под удара брата Аксила и отшатнулся, а затем сразу вернулся в стойку с привычкой, выработанной в результате долгой практики.

В ответ брат Аксил скользнул вперед. Обе его руки сомкнулись на посохе, и казалось, что он будет владеть им почти как мечом, пронзая Миккела. Но в последний момент его передняя рука ослабила хватку, и посох рванулся вперед, чтобы врезаться Миккелу в грудь, Аксил ловко уклонился от меча до того, как Миккел успел заблокировать его. Миккел попятился, ругаясь, а фанатики вскрикнули от страха и отступили.

Джеральдо насмешливо фыркнул.

— Они бесполезны без лидера. Любой из нас сражался бы на их месте.

Лука скользил взглядом по комнате, вглядываясь в лица людей, которые поклонялись его брату как богу. Он не знал, что чувствовать. Он полагал, что это были самые набожные люди, и любой из них был бы рад увидеть его мертвым вместе с большинством тех, кого он любил.

Но, как ни странно, он поймал себя на том, что гадал, как они были настолько растеряны, что ухватились за Стефана как за спасителя. Его брат не внушал доверия. Как этих людей привлекла ненависть к самим себе?

Тем временем бой разворачивался с удивительной скоростью. Миккел парировал удары Аксила и часто продвигался вперед, размахивая клинком с опасной смесью мастерства и фанатизма. Если его навыки не были сопоставимы с навыками Луки или Стефана, то это потому, что мальчиков с ранних лет обучали владеть мечом.

Казалось, никто не знал, как вмешаться. Фанатики отшатнулись, словно были потрясены тем, что кто-то мог быть здесь, если не обожал Стефана. Измученные менти были довольны тем, что Аксил сражался именно в этой битве.

— Ты ничто, — плюнул Миккел брату Аксилу. — Потерянный старый священник, преследующий огненного мага! Еретик, причем самый обычный!

Брат Аксил улыбнулся, нырнув под дикий выпад.

— Я служу человеку, чье мастерство заключается в том, чтобы вызывать мужество у тех, кого он ведет. Его коалиция поднимется из этой веры. Стефан падет, потому что не может добиться верности.

— Ты не знаешь, что такое верность! — Миккел обвел взглядом фанатиков. — Он распоряжается большим, чем ты мог себе представить, старик.

— Преданностью нельзя командовать, — сказал брат Аксил. — Ее можно только заработать.

Миккел усмехнулся.

— Это то, чему ты научил своего хнычущего маленького мальчика? Ты сказал эти слова до того, как он сжег своего брата, или после?

Лука закрыл глаза, думая о смерти своего брата. Именно эта смерть начала войну. Но нет, он не будет чувствовать себя виноватым. Он всегда будет оплакивать Матиаса, но никогда не пожалеет, что отправился в лагерь менти и узнал о своих способностях. Он никогда не пожалеет, что выступил перед Стефаном и боролся за то, что считал правильным.

Столкнувшись с этим нелепым обвинением Миккела, он понял то, что брат Аксил пытался внушить ему с самого начала: смерть Матиаса не была его виной. Он никак не мог предвидеть свои силы или научиться контролировать их. Он открыл глаза и понял, что по щекам текут слезы, но все же чувствовал себя свободнее, чем за последние месяцы.

Он не убивал своего брата.

Брат Аксил взглянул на Луку, оценивая то, что он увидел в глазах своего ученика. В тот же момент Миккел безмолвно атаковал, его глаза наполнились абсолютной ненавистью, а Лука вскрикнул от страха за своего гувернера.

Но Аксил знал, что делал. Он выжидал, а теперь спокойно повернулся и взмахнул посохом по крутой дуге, чтобы выбить меч из руки Миккела. Миккел с криком выронил его и схватился за руку, меч с грохотом упал на пол.

У него не было времени прийти в себя. Брат Аксил быстро шагнул вперед. Посох снова ударил, но на этот раз попал Миккелу в горло, висок, грудь. Снова и снова сыпались удары, пока Миккел не рухнул на пол. Грудь его не вздымалась и не опускалась, а глаза безжизненно смотрели в потолок.

Повисла напряжённая тишина, все в комнате смотрели на тело. Казалось, никто не знал, что