В начале 1990-х годов Ицхак Фрид, нейрохирург с медицинского факультета Йельского университета, делал операции на мозге пациентам с тяжелой формой эпилепсии. Состояние их было настолько угрожающим, что часть мозговой ткани приходилось удалять, дабы остановить разрушительный нейронный «шторм», вызывающий всё более сильные приступы. Чтобы выяснить, какие области коры нуждаются в срочном отключении, Фрид вводил в нее электроды; общая идея заключалась в мониторинге гиперактивных нейронов.

Помимо клинического применения, его методика давала беспрецедентную возможность изучить эффекты электростимуляции локальных участков мозга, а тем самым дополнить карту-схему информацией, помогающей понять, как он работает. Фрид ухватился за эту возможность обеими руками — и получил довольно неожиданные результаты.

В общей сложности Фрид с ассистентами прощупали 299 точек в коре головного мозга тринадцати пациентов; 129 из этих точек откликнулись тем или иным образом. В большинстве случаев ответом служила несложная моторика (хотя, согласитесь, заурядной ее не назовешь). Слабые электрические импульсы вызывали различные телодвижения — чаще всего сгибание одного сустава или сокращение группы лицевых мускулов. Иногда реакция была более обширной и сложной: например, одна пациентка устроила целую пантомиму — вытянула шею, затем стала поворачивать голову вправо и влево. Словом, необычно во всех отношениях.

Но даже не это самое удивительное. Больше всего исследователей поразили совершенно одинаковые сообщения пациентов о том, что они вдруг «ощутили срочный позыв». Неотложную потребность согнуть правую руку или поджать правую ногу. Или пошевелить большим и указательным пальцами правой руки. А стоило лишь немного увеличить силу тока, всякий раз именно это и случалось: позыв переходил в прямое действие, которое хотел выполнить испытуемый.

И все это — одним движением реостата. Исследователи управляли желаниями пациентов, а затем, усилив ток, брали под контроль их тела.

Рассказывая об этом, Патрик Хаггард определенно увлекся. «Любопытно было бы с вами проделать то же самое».

Однако опытов на открытом мозге он избегает по принципу «не делай другим, чего не желаешь себе», оттого в лабораторном подвале мы и ограничились транскраниальной (в буквальном переводе с латыни «сквозьчерепной») стимуляцией. Это окольный вариант методики, которую Ицхак Фрид применял на своих эпилептиках, стало быть, действует он не так сильно. Но суть совершенно одинакова.

Должен признаться, наблюдение за тем, как Хаггард контролировал движения моих пальцев, напрягло мое самосознание до предела. В какой-то момент часть собственного тела показалась мне чужой. Однако опыт сей был куда как поучителен: он помог лучше понять эксперимент Либета. Безотносительно моих личных трудностей с формулировкой «осознанного намерения совершить движение» есть большая разница между движением, вызванным таким путем, и тем, что идет от… ну, скажем так, вроде бы вовсе ниоткуда. Это ведь не рефлекс, не тот «боксерский нырок», которым вы спасаетесь от заполошного голубя, летящего прямо в лоб, или невольная судорога, когда доктор стукнет молоточком по колену. И на отработанную до автоматизма бейсбольную подачу не похоже ничуть. Такие движения человек не обдумывает и даже не осознает, но, по крайней мере, понимает, что делает их сам. А со мной было все иначе. Это вообще был не я! Почувствовать себя марионеткой в руках Патрика Хаггарда стало подлинным открытием, и я начал склоняться к убеждению, что никакой свободы воли, во всяком случае у меня, нет в помине.

Нейрофизиологи атакуют иллюзорную свободу и с другого конца: демонстрируя, что в вопросах сознания и самоконтроля мы непрерывно впадаем в поразительный самообман. Конечно, каждому вольно хранить внутреннее убеждение в собственной независимости, но от далеко идущих выводов на сей счет лучше все-таки воздержаться.

Это лишний раз подтвердили в 1999 году Дэниел Вегнер и Талия Уитли, воспользовавшись для своих опытов переделанным на новый лад предметом, которому они дали довольно-таки забавное наименование: «Доска кухонная обыкновенная для спиритических сеансов». Двое ученых, работавшие в то время в Виргинском университете, решили испытать самоконтроль студентов-психологов над мелкой моторикой руки. Студентам проект зачли как курсовой; их руководителям — как вклад в научную классику, судя по индексу цитирования.

Эксперимент отчасти использовал так называемый слепой метод, то есть наполовину был основан на «обмане». Каждый испытуемый проходил тест вдвоем с напарником, заранее посвященным в суть опыта, но с начала до самого конца считал инсайдера столь же несведущим.

«Говорящей доской» служила компьютерная мышь с приклеенной сверху квадратной фанеркой; оба участника должны были поставить на нее пальцы с двух сторон и согласно перемещать курсор плавными кругами по экрану монитора. Компьютер показывал полсотни фигурок: лебедя, автомобиль, динозавра и прочее. Через каждые тридцать секунд испытуемые должны были остановиться и оценить, насколько самостоятельно они приняли решение задержаться на том или ином изображении.

Посвященному напарнику при этом тайком подавались команды, но результат вышел однозначный. Хотя любые перемещения и остановки курсора происходили по воле инсайдера, студенты сообщили, что во всех случаях решение принимали они сами. Увы, «слепцам» это только чудилось…

Вегнер также поставил серию опытов по «чтению» неосознанной моторики в тандеме. В этих экспериментах испытуемому внушали, что он одновременно с напарником слышит простые вопросы вроде: «Является ли город Вашингтон в округе Колумбия столицей Соединенных Штатов?» Студент держал пальцы на руке партнера и по его движению должен был распознать утвердительный либо отрицательный ответ, а лишь затем сам нажать клавишу «да» или «нет», верно или неверно.

На самом деле партнер, он же инсайдер, вовсе ничего не слышал, а стало быть, не мог и реагировать. Обманутые студенты дали 87 процентов правильных ответов, но лишь в 37 процентах случаев сочли, что сделали это, не дожидаясь решения напарника. Другими словами, ответ сплошь и рядом «выскакивал» автоматически, без осознанных усилий. Довольно было ожидать машинальных движений от партнера, чтобы предполагаемая свобода выбора самоустранилась.

Каков же итоговый вывод? Наша перцепция, воля и поступки обладают надежностью пластилина. Мы словно малые дети у игрового автомата: даже если монета в него не брошена и машинки на экране мчатся вхолостую, ребятишки хватаются за джойстик, елозят им туда-сюда и думают, будто рулят вовсю. Вегнер и Уитли напрямую связали этот род самообмана с азами иллюзионистского искусства. «Мнение, якобы наши действия диктуются сознательным выбором, — расхожее заблуждение, идущее от имитаторских опытов целеполагания; оно во многом подобно вере, что фокусник на самом деле вынимает кроликов из шляпы», — писали они в июльском номере журнала «Американский психолог» за 1999 год.

Очень похоже, что все постановщики шоу с привлечением гипноза, чтения мыслей или ловкости рук как раз и пользуются людской слабостью в понимании истинной природы выбора. Стоит лишь организовать все как следует, и можно внушать людям, будто причиной тех или иных событий послужили их поступки. Измените сценарий — и ротозеи будут думать, что ими управляет кто-то чужой. Или что они внимательно отследили каждую подробность происходящего. В целом мире эстрадные театры и цирки служат лабораториями по производству эмпирических доказательств внушаемости: под руководством фокусников тысячи людей возили чашки и блюдца по спиритическому столу или «говорящей доске», совершенно не осознавая, что делают это своею рукой. Людской дар стойко сопротивляться реальности лишний раз подтверждается фактом, что почти все время, пока ловкачи стригут купоны с этого трюка — уже полтора века, — наука имеет добротное, рациональное и не требующее потусторонних сил объяснение: идеомоторные акты. Эти слабо выраженные бессознательные движения возникают и усиливаются от напряженного ожидания. В 1852 году естествоиспытатель Уильям Бенджамин Карпентер впервые определил их как «хаотичные непроизвольные сокращения мышц под воздействием внушения». Часто идеомоторика завершается полноценным двигательным актом, причина которого остается непонятной для субъекта.