– Прошу, помогите рыцарю-вестнику, – спокойно говорю я Апсоллу, который ершится из-за этого высокомерного отношения. – Когда прибудет Его Светлость король?

– В течение недели, – отвечает вестник, и я кланяюсь, словно для меня это обычное дело, и тихо иду в дом, где, приподняв подол, бегу сказать Монтегю и Джейн, Артуру и Урсуле, и особенно Джеффри, что сам король приезжает в Бишем и все должно быть совершенно безупречно.

Монтегю сам отправляется с дорожными и ставит на дорогах знаки, чтобы разведчики, которые поедут впереди двора, не заблудились. За ними последуют йомены стражи, чтобы убедиться, что в округе безопасно и что нет места, где на короля могут устроить засаду или напасть. Они приезжают в конюшни и спешиваются с потных коней, и Джеффри, честно стоявший в дозоре все утро, прибегает ко мне, чтобы сказать, что стражи прибыли и двор должен скоро быть.

Мы готовы. Мой сын Артур, который лучше всех нас знает вкусы короля, собрал музыкантов и репетировал с ними, они будут играть после обеда во время танцев; он приготовил сменных лошадей для охоты, одолжив их у всех наших соседей, чтобы обеспечить всех охотников, которые приедут с двором. Артур предупредил наших крестьян, что король будет скакать по их полям и лесам и что любой ущерб будет возмещен, когда визит закончится. Им строжайше запрещено жаловаться до тех пор. Крестьянам наказали приветствовать короля и кричать благословения, едва они его увидят, ни жалоб, ни прошений подавать нельзя. Я посылала мажордома на все местные рынки, чтобы купить лакомств и сыров, а Монтегю отправляет своего человека в Лондон, чтобы доставить из погребов Л’Эрбера лучшие вина.

Мы с Урсулой послали слугу в бельевую, чтобы принес наилучшее белье для двух лучших спален – комнаты короля на западной стороне здания и королевы на восточной. Джеффри бегает с поручениями от одного к другому, из одной башни в другую, но даже он, в мальчишеском своем веселье, не так взволнован, как я: король Англии будет спать под моей крышей, все увидят, что я снова заняла свое место, в доме моих предков и король Англии – друг, приехавший ко мне погостить.

Странно, но лучшее, что происходит, лучшее мгновение, – после всех трудов подготовки и тщеславной радости, – наступает, когда Джеффри стоит рядом со мной, а я помогаю Катерине выйти из паланкина и вижу, как сияет ее лицо, она прижимается ко мне, словно она – моя младшая сестренка, а не королева, и шепчет:

– Маргарет! Угадаете, почему я в паланкине, а не верхом?

И когда я колеблюсь, опасаясь произнести вслух то, на что внезапно, неистово начинаю надеяться, она громко смеется и снова обнимает меня со словами:

– Да! Да! Это правда. Я ношу ребенка.

Ясно, что они были счастливы вместе, вдали от двора с его угодниками и льстецами, изгнанными прочь от короля. Ее свиту составляли всего несколько дам – никаких кокетливых девушек. Целый год они жили, как частная пара, у которой немного друзей и спутников. Генрих был лишен постоянного потока внимания и похвалы, который обычно на него изливается, и это пошло ему на пользу. В отсутствие других они наслаждались обществом друг друга. Каждый раз, как Генрих обращает внимание на Катерину, она расцветает в тепле его нежности, и он заново открывает ровную мудрость и подлинную ученость прелестной женщины, на которой женился по любви.

– Вот только, боюсь, король пренебрегает правлением, – говорит она.

– Пренебрегает?

Никто не может лучше судить о монархии, чем Катерина Арагонская; ее вырастили в убежденности, что управлять королевством – священный долг, о котором нужно молиться на сон грядущий и думать проснувшись. Когда Генрих был мальчиком, он чувствовал то же, но, став взрослым, он начал проще относиться к работе короля. Когда королева была в Англии регентом, она встречалась с советниками каждый день и совещалась со знатоками, выслушивала мнение знатных лордов, читала и подписывала каждую бумагу, которую издавал двор. Генрих, вернувшись домой, посвятил себя охоте.

– Он оставляет всю работу кардиналу, – говорит Катерина. – И я боюсь, что некоторые лорды могут счесть, что про них забыли.

– Про них и забыли, – резко говорю я.

Она опускает глаза.

– Да, я знаю, – признает она. – И кардинал получает хорошее вознаграждение за свои труды.

– Что он теперь получает? – спрашиваю я.

Я слышу раздражение в своем голосе. Улыбаюсь и касаюсь рукава королевы.

– Простите, я тоже полагаю, что кардинал управляет слишком многим и платят ему слишком много.

– Фавориты всегда дорого обходятся, – улыбается она. – Но эта новая честь будет стоить королю недорого. Она от Святого Престола. Кардинала сделают папским легатом.

Я ахаю.

– Папским легатом? Томас Уолси будет управлять церковью?

Она поднимает брови и кивает.

– И никого над ним, кроме Папы?

– Никого, – замечает она. – По крайней мере, он миротворец. Думаю, мы должны быть этому рады. Он предлагает мир с Францией и брак моей дочери с дофином.

Я сочувственно кладу руку поверх ее руки.

– Ей всего два, – говорю я. – До этого еще далеко. Этого может и вовсе не случиться, с Францией наверняка будет ссора, прежде чем принцессе придется уехать.

– Да, – допускает королева. – Но кардинал… простите, Его Милость папский легат, кажется, всегда получает то, чего хочет.

Королевский визит проходит гладко, король восхищается домом, наслаждается охотой, играет с Монтегю и ездит верхом с Артуром. Королева гуляет со мной, с улыбкой хвалит мой зал приемов, мои личные покои и спальню. Она понимает радость, которую доставляет мне мой дом, и знание, что все другие мои дома мне возвращены. Ее восхищает моя сокровищница и комната счетовода, она понимает, что управление всем этим, моим королевством, – это моя гордость и радость.

– Вы рождены для большого дома, – говорит она. – У вас, должно быть, был замечательный год: вы готовились к свадьбе и устраивали здесь все, как вам хотелось.

Когда двор поедет дальше, они возьмут Артура с собой; королю нравится его общество, и он клянется, что никто не может посостязаться с ним в охоте, как Артур.

– Он хочет сделать меня кавалером при личных покоях, – Артур приходит ко мне в комнату в последнюю свою ночь дома.

– Кем?

– Это новая должность при дворе, король ее вводит. Все его лучшие друзья, как мы сейчас, будут приписаны к личным покоям, как у короля Франции. Генрих хочет делать все, как король Франции. Он хочет с ним посоперничать. Поэтому у нас будут личные покои, и я стану одним из очень, очень немногих кавалеров.

– И каковы будут твои обязанности?

Он смеется.

– Как и сейчас, полагаю. Веселиться.

– И слишком много пить, – подсказываю я.

– Веселиться, и слишком много пить, и ухаживать за дамами.