и морщась от боли, рвет кольцо с тонкой руки и швыряет им, собираясь идти наконец на посадку.

– Нет! – усмехаются они. – Это не все. Раз вы отдали кольцо, значит, вы признали, что это контрабанда. И в таком случае платите штраф за попытку провоза контрабанды – сто рублей. И спешите, самолет сейчас улетит. А за вами люди стоят…

– Но у меня нет рублей! – отчаянно восклицает актриса. – Откуда? Ведь советские деньги вывозить нельзя!

– Платите долларами. Вам же поменяли на доллары девяносто рублей. Вам дали за них сто тридцать шесть долларов. Вот и платите сто тридцать шесть долларов. И быстрее, мы из-за вас самолет задерживать не будем. Давайте ваши доллары, быстро!

И растерянная актриса какими-то заторможенными, как в ступоре, движениями отдает им последние деньги, а они прячут за щеки свои ухмылки, а в карманы ее кольцо и ее доллары. И если вы не были ярыми антисоветчиками до отлета, то вы станете ими в эти дни, когда это «прекрасное» государство, уже не стесняясь, показывает вам свое истинное лицо мародера.

А часы идут – шесть минут до отлета, пять…

За спиной у Миши Инна судорожно рвет с руки свое обручальное кольцо, сует его дочке в карман, и они проходят мимо мародеров-таможенников к лестнице-спуску на летное поле.

И вдруг за их спинами появляется странная процессия: два грузчика, сцепив руки замком, несут сидящую на их руках девяностолетнюю старушку, седую и легкую, как одуванчик. Они подносят ее к таможенникам, стоящим у арки металлоискателя и объясняют, что старуха летит к своим детям в Израиль, но она парализована, вот справка от врача, а вот квитанция об уплате за «сервис» – они отнесут ее прямо в самолет. Конечно, все понимают, что эта старушка заплатила грузчикам бешеные деньги за такой сервис, и они поделятся с таможенниками. Потому те согласно кивают, и грузчики вне очереди, впереди всех, несут эту старушку на посадку.

И вот, когда все двадцать восемь евреев-эмигрантов вышли на летное поле, а потом в автобусе прикатили к самолету и до трапа осталось десять шагов, старушка-одуванчик вдруг властно остановила своих носильщиков:

– Опустите меня! Опустите!

Недоумевая, они приспускают ее к земле, а она с мучительной натугой вдруг разгибает свои тонкие парализованные ножки, становится на них и идет, шатаясь, к самолету. Рыжий альпинист, бывший капитан артиллерии, Миша и даже юная актриса бросаются к ней, боясь, что она упадет, кто-то подхватывает ее под локоть, но она отнимает свой старческий локоток и жестко говорит:

– Не надо! Я сама уйду с этой земли!

И сама, действительно сама – они только шли от нее по бокам – поднялась в самолет по трапу.

«Господи, – подумала Инна, – какую же силу ты даешь порой моему маленькому народу и какую же ненависть надо было скопить ему к этому государству, чтобы он мог вот так разогнуть парализованные ноги, встать наконец и уйти с этой земли!..»

Файл № 61. 2024 год

В этом файле был стандартный лист бумаги А-4 с началом текста, который, видимо, просто не успели дописать:

«Над нами летают дроны и в открытую фотографируют или снимают на видео всю территорию. Но что они могут увидеть? Ну, двухэтажная вилла, гараж, бассейн, теннисный ко…»

Файл № 62. 1979 год, Израиль. Иерусалим

Бар-мицва[16] была шумной, с музыкой, с экскурсией по старому Иерусалиму – всё, как полагается сыну бруклинского раввина. А именно:

Сначала тринадцатилетний Аарон Левин, прилетевший сюда с отцом специально ради своей бар-мицвы, дул в шофар…

Потом взрослые мужчины – отец, его израильские друзья и раввины – подняли над Аароном ковровый полог и с плясками и песней «Хава нагила» повели его к Котэль Маарави, Стене Плача…

Здесь, на площади у Стены, на его плечи положили новенький белый талит катан, молитвенное покрывало, повязали на голове байт и тфилин шель рош, коробочку с цитатой из Торы, а левую руку обмотали тфилин шель яд, кожаным ремешком и с такой же коробочкой, и он, радостно светясь лицом, прочел молитву своей привязанности к Господу Богу: «Шма Исроэйл Адойной Элой-эйну Адойной эход…», «Слушай, Израиль: Господь – Бог наш, Господь один! Благословенно славное имя царства Его во веки веков!..»

Затем его привели в полуподземный, слева от Стены, молельный зал, где местный раввин достал из шкафа-ковчега большой, высотой в полметра, пергаментный свиток Торы в бархатном чехле с серебряным шитьем, осторожно вручил его Аарону и повел с этой Торой к столу у Стены Плача, рядом забором, отделяющим мужскую часть площади от женской. Тут, по примеру питсбургских борцов за детей «узников Сиона», уже стояло картонное изображение Миши, сына киевского Бориса Левина. Держась за деревянные ручки свитка, Аарон достал из чехла Тору, но прежде, чем он стал демонстрировать собравшимся свое умение читать святую Тору на иврите и готовность молиться со взрослыми, его отец сказал:

– Евреи, послушайте меня! Видите этот портрет? Два года мы боролись за этого Майкла Левина, киевского близнеца моего Аарона! Два года мы выходили на митинги в Нью-Йорке, Вашингтоне, Филадельфии, Цинциннати и в Лос-Анджелесе! Два года мы пикетировали советское посольство в Вашингтоне и требовали от Москвы отдать нам этого мальчика! Мы устраивали марши протеста, писали письма в ООН и в наш конгресс, и – мы… мы победили! Семья Левиных получила разрешение на выезд!

Евреи приняли это сообщение радостными криками: «Мазал тов!»

В это время у Яффских ворот, на ближайшей к Стене Плача иерусалимской «Парковке Мамилла» остановилось такси. Трое Левиных – Инна, Мариша и Миша – и «невзрачный очкарик» из Натива вышли из машины, и очкарик, поправив на голове кипу, повел их к Стене Плача.

Борух Левин заметил их издали, изумленно перевел глаза с Миши Левина на его картонный портрет и, пораженный, закричал:

– Ой! Вот же он! Он приехал! Мишша, мазал тов!

Все повернулись и расступились, очкарик пропустил Мишу вперед, и сквозь образовавшийся проход Миша, сияя от счастья, прошел к Аарону, чтобы обняться со своим «близнецом».

– Вот! Смотрите! – в полный голос закричал Борух Левин. – Видите?! Господь с нами! Он соединил их! – и, прослезившись от счастья, закачался в истовой молитве: – Шма Исроэйл Адойной Элой-эйну…

А за забором, на женской части площади, куда пришли Инна и Мариша, Мариша вскинула на плечо свою скрипку-четвертушку и заиграла фрейлекс.

Файл № 63. 2024 год

«Да, их дроны летают над нами, снимают и передают куда-то видео нашего теннисного корта, плавательного бассейна и