настроений стали принудительные работы на лесосплаве. На проведённых в волостях Петрозаводского уезда тринадцати беспартийных конференциях были выявлены многочисленные проблемы, связанные с лесозаготовками. Крестьяне жаловались на отсутствие необходимого инвентаря, лошадей, одежды, обуви, продовольствия (в том числе для членов семей)[787]. Они также просили обеспечить их медперсоналом и освободить от трудовой повинности на время полевых работ. Доклады о ходе сплавных работ показали отсутствие мотивации у крестьян; население старалось избегать работы на сплаве, оставляя лес гнить[788].

По данным Карревкома, местные органы власти – волисполкомы и волревкомы относились к вопросам лесозаготовок весьма халатно. Многие из них вместо принуждения населения к исполнению повинностей потворствовали уклонению людей от выполнения развёрсток[789].

Власти не смогли должным образом обеспечить продовольствием работающих на лесосплаве, выдавая вместо хлеба овёс (сведения за ноябрь 1921 года), итогом чего стал отказ населения выходить на работу[790]. В период с 1 декабря 1921 года по 1 февраля 1922 года трибуналом было рассмотрено 92 дела по уклонению от продналога и лесозаготовок, превышению полномочий или бездействию властей, а также о выступлениях против советской власти, имевших место в юго-восточных уездах региона[791]. Следует также отметить, что мерой наказания становились в основном условные сроки.

Ситуация с лесозаготовками в Карелии не являлась уникальной. Аналогичные крестьянские выступления имели место и в соседних губерниях, которые тоже были охвачены общим кризисом. Наиболее крупное крестьянское восстание на почве лесозаготовок, в котором участвовало около трёх тысяч человек, произошло в марте 1921 года в Вологодской губернии[792].

Из всех регионов Коммуны наиболее тяжёлая обстановка сложилась в Кемском уезде. Кемский уездный исполком неоднократно докладывал о продовольственном кризисе в регионе, не исключая и возможности политических осложнений[793]. В марте 1921 года в телеграмме из Кеми говорилось об угрожающем положении в уезде, а местные власти предупреждали о возможном восстании и даже предлагали ввести войска[794].

В особенно тяжёлом положении находились приграничные волости, доставка продовольствия в которые была крайне затруднена в условиях весенней распутицы[795]. Учитывая сложившуюся ситуацию (отсутствие продовольствия на складах), Кемский уездный исполком посчитал возможным принять помощь в размере 12 тонн муки от Карельского временного правительства[796]. В архивном деле не обнаружено документов о прибытии этой помощи, зато известно о распределении среди населения семенного фонда[797].

Жители Кемского уезда, не имея продовольствия, отказывались выходить на лесосплавные работы[798]. Из Тунгудской волости поступили сведения о «контрреволюционном мятеже сплавщиков»: крестьяне бросили работу и ушли за хлебом в Финляндию, заявив, что «лучше будем есть солому, чем подчиняться советской власти»[799]. В то же время в Летнеконецкой волости ситуация на лесозаготовках достигла критической точки и местными жителями было совершено убийство члена Карлескома. За это преступление двое граждан деревни Никонова Сельга были приговорены к высшей мере наказания, которая была заменена ВЦИКом на 5 лет тюрьмы[800]. Кемский уездный исполком объяснял недовольство и антисоветские настроения крестьян не контрреволюционной деятельностью отдельных элементов, а голодом[801].

Таким образом, экономическая политика советской власти (введение продналога, принудительные мобилизации), нарушения со стороны представителей органов управления, а также голод привели к росту антисоветских настроений на протяжении конца 1920–1921 годов на всей территории КТК. Секретно-оперативный отдел Карчека докладывал о сильном брожении в Сямозерской, Ведлозерской, Кончезерской и Спасопреображенской волостях[802].

Наиболее сильные антисоветские настроения наблюдались в Кемском уезде[803]. В мае 1921 года в связи с нехваткой продовольствия беспорядки произошли в Петрозаводске. Были избиты несколько должностных лиц, после чего эскадрон ЧК разогнал людей[804]. В городе было введено военное положение сроком на одну неделю[805]. Однако в целом сопротивление населения носило всё-таки пассивный характер. Массовые вооружённые выступления после Ухтинского восстания в октябре 1920 года были очень редки.

К наиболее распространённым формам сопротивления крестьян советской власти относились отказ выходить на работу на лесосплаве и выполнять продналог. Кроме того, в пограничных волостях частым было такое явление, как уход населения в Финляндию. Помимо желания избежать мобилизации, крестьян мотивировала возможность заработка в соседней стране[806]. Олангский и Тунгудский волисполкомы докладывали в Кемь об уходе большей части мужчин этих волостей в Финляндию, объясняя это действиями провокаторов[807].

Крестьяне легко переходили границу в обе стороны, пользуясь слабостью пограничной охраны. Уход крестьян из пограничных волостей принял столь обширные масштабы, что в Наркомат иностранных дел сообщалось о «массовом бегстве»[808]. В докладе Э. Гюллингу говорилось об уходе из Тунгудской волости 150 человек[809]. Пограничной охраной в период с марта по сентябрь 1921 года было арестовано 38 человек, возвращавшихся из Финляндии в Карелию и получивших обвинения в шпионаже, контрреволюционной деятельности, трудовом дезертирстве и службе в финской контрразведке[810]. Однако вряд ли эти цифры отражают реальное положение дел. Точный подсчёт беженцев сложно произвести по той причине, что многие карелы уходили в Финляндию на заработки или за хлебом и возвращались вновь. Руководство КТК вынуждено было объявить амнистию бежавшим при условии сдачи ими оружия, а в Петрозаводском, Олонецком и Кемском уездах было организовано по два пункта для явки беженцев[811].

Обстановка в карельских регионах становилась всё более напряжённой, и в связи с этим росла тревога в центральных властных структурах. Так, комиссар иностранных дел Георгий Чичерин сообщал в апреле 1921 года о «страшной голодовке в Карелии»[812]. Стратегически важное положение края приковывало к нему внимание руководства Советской России, которое пыталось исправить ситуацию[813]. Однако было поздно: подспудно зревшее недовольство, вызванное голодом, притеснениями, несправедливостью властей и прямыми грабежами крестьян, достигло критической массы. Сохранились рапорты начальников воинских застав в волостях Беломорской Карелии, которые свидетельствуют о приближении взрыва.

Так, начальник заставы 4-й роты Пируев рапортовал 21 октября 1921 года: «Доношу до вашего сведения что Вокнаволотской волости дер. Вонницы граждане держали между собою собрание. Вопросы говорят были такие. Что здавать ли оружие самовольно или нет и потом пойти на всеобщий обучь или нет. И говорят постановили так, что оружие не здавать и навсеобщий обучь не идти зделать забастовку». Через десять дней встревоженный Пируев пишет: «При сём заявляю Нач. Заставы села Суднозера, что мне необходимо иметь лёгкое огнестрельное оружие виду тово, что настроение у граждан анти советское. А также как и в вдер. о Супассалми от туда приходили с вопросом. Отом что жить самостоятельным. […] Вчём и убедительно прошу снабдить меня каким либо револьвером»[814].

Ситуация, сложившаяся в Карелии в 1921