– Я позвоню, – сказал я. – Привет Насте.

– Спасибо.

Ряжский вызвал меня в прокуратуру телефонным звонком. Никого из наших не дергал так часто – один только я был ему интересен в последнее время.

Встретил меня один, когда я к нему приехал. И все та же папка лежала перед ним на столе, но теперь она была пухлой, как портфель старого бухгалтера. Поднакопилось материалов. Когда все это бумажное великолепие обрушится на голову Боголюбова – ему уже не подняться. Я слышал, что у «Стар ТВ» и ее руководителя дела совсем плохи, ходили такие слухи.

– Рад видеть вас, – сказал Ряжский, и последнее слово – «вас» – он произнес с присвистом – «васс», – как будто этим словом фраза не должна была завершиться и Ряжский раздумывал, закончить мысль или все же оборвать ее.

Наверное, он хотел сказать: «Рад видеть вас живым и невредимым».

– Как ситуация?

– Ситуация – с чем? – уточнил я.

– Вообще, на телевидении.

– Работает, – сообщил я. – Я не далее как вчера включал свой телевизор – никаких изменений.

– Совершенно? – не принял моей иронии Ряжский.

– Вот именно.

Он поднял на меня глаза и долго смотрел. В его взгляде были усталость и колючая настороженность.

– Изменения будут, – пообещал он.

Это оказалось для меня полнейшей неожиданностью.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего конкретного.

– Но вы же сами сказали.

– Сказал, – легко согласился Ряжский. – Просто, когда рушатся империи, это никогда не остается без последствий. Слишком много осколков.

– Империя? Это что?

– Это «Стар ТВ».

– И что – она… уже?

Я щелкнул пальцами.

– Мне так кажется, – сообщил Ряжский.

Он явно говорил намного меньше, чем знал. Я-то слышал, что в «Стар ТВ» разброд и шатания, – и заместители арестованного Боголюбова из кожи вон лезут, чтобы все-таки удержать ситуацию под контролем, но чтоб вот так, безапелляционно – «империя рушится»…

– Что вы знаете о Челехове?

– О ком, простите? – не сразу включился я.

– Челехов Олег Викторович.

– Впервые слышу.

– Неужели?

– Да, – подтвердил я. – А кто это?

Ряжский, и до того невеселый, помрачнел еще больше.

– Я понимаю ваше желание не сказать лишнего, – сообщил он. – Но есть вещи настолько очевидные, что уж в них-то надо бы поосторожнее.

Было такое впечатление, что он поймал меня на лжи.

– Я действительно не знаю этого человека.

Тогда Ряжский извлек из стола и выложил передо мной заполненный текстом лист.

– Вам это знакомо?

Я пробежал глазами первые строчки текста и узнал – это была ксерокопия письма, отправленного в адрес нашей программы дирекцией премии «Телетриумф». В письме сообщалось о том, что мы попали в семь номинаций сразу.

– Письмо мне знакомо.

– Значит, вы не будете отрицать того, что участвовали в этом самом «Телетриумфе»?

– Конечно, не буду.

– Так вот, Челехов – директор фирмы, которая организовала церемонию.

Ряжский смотрел на меня, чуть склонив голову набок.

– Я этого не знал.

– И фамилии такой не слышали?

– Не слышал.

– Странно, – сказал Ряжский.

– Нисколько, – в тон ему ответил я.

– А я-то думал, что вы мне поможете.

– В чем?

– Раскроете, так сказать, механизм. Как премию получить, например.

– Э-э… тут я вам не помощник. Потому что премий не получал.

– А вот это? – Ряжский ткнул пальцем в ксерокопию письма. – Семь номинаций!

– Мы были всего лишь претендентами на призы, но проиграли.

– Все семь?

– Совершенно верно, – подтвердил я.

– Ай-ай-ай! – покачал головой Ряжский. – Обидно, наверное?

– Да нет, мы привычные.

– К чему?

– К тому, что в жизни так всегда – то вверх, то вниз.

– Вы философ.

– Это помогает выжить.

Ряжский кивнул, давая понять, что уважает мой подход.

– Но с премиями-то как? – вернулся он к интересующей его теме. – Обещали семь, не дали ни одной – так разве бывает?

– Как видите.

– А в чем причина?

– Видимо, не соответствовали.

– Может, другая была причина?

– Может, и была, – ответил я и, когда Ряжский воспрял и хотел что-то у меня уточнить, добавил: – Но нам это неизвестно.

Он метнул на меня быстрый взгляд и как-то обмяк.

– Я слышал, там не все чисто.

– Неужели? – изобразил я удивление. – Никогда бы не подумал.

– Вы, я вижу, не очень-то настроены на откровенный разговор.

– Хорошо, – сказал я. – Вы хотите откровенности? Извольте. Вокруг любого мероприятия такого рода всегда роится множество слухов, в том числе и самого неприличного свойства, но почти никогда нет никаких доказательств. Ведь так? Я же не думаю, что вы пригласили меня сюда, чтобы обсудить слухи.

– Ну почему? Можем и этим заняться.

– Я думал, у прокуратуры есть более важные дела.

– О, вы еще не знаете, какие дела есть у прокуратуры! – усмехнулся Ряжский. – Итак, эта премия…

Он упорно прокладывал русло разговора так, как это было ему нужно.

– Письмо, которое вы получили, – он взмахнул в воздухе ксерокопией, – в чем смысл его написания?

– Сообщить, – пояснил я. – О том, что мы попали в номинации.

– Каждое сообщение должно преследовать какую-то цель.

– Конечно. Цель – оповестить нас.

– А для чего?

Что-то скрывалось за его вопросами, какой-то интерес, но я пока не понимал.

– Взяли бы и вручили сразу. А?

– Нет, – сказал я. – Так не делается. Надо, чтобы было обсуждение, какая-то интрига. Телевидение – это огромный мир, в котором такие страсти, что куда там дедушке Шекспиру. И когда объявляются претенденты на главные призы, наступает форменный конец света. Все против всех. Поднимается вселенский шум, вспыхивают скандалы, и, когда градус поднимается до точки кипения, происходит церемония награждения. Из-за предшествующего церемонии шума сама она становится чуть ли не событием года, что, собственно, и требовалось.