Десять: Минуту, пожалуйста. Чего это ты хотел? Ты сказал, что хотел встретиться с нами?

Орсо: Когда Третий Город был предан и мои собратья стали умирать, меня мучили два желания: бежать и остаться. Я был как в горячке, не зная, скрываться мне или, наоборот, ринуться вперед и попасть под арест, чтобы иметь возможность изложить наши взгляды. Я верил, что Десяти это может быть интересно. В конце концов, к чему еще весь этот допрос?

Десять: Где, монах, ты научился такому бесстыдству, в напыщенной Болонье или в хвастливой Флоренции?… Отвечай нам!

Орсо: Мои господа, я здесь для того, чтобы отвечать на вопросы, и я на них отвечаю. Именно поэтому я выразил свои взгляды в письме, которое вы обнаружили при мне.

[Из письма брата Орсо, обращенного к Совету Десяти]

[Опущено] …и вот случилось так, что ваши предки набрались храбрости построить новый город прямо поверх старого, отделив таким образом дворянство от простого люда. Они забрали верхний город и солнце себе, а простых людей поместили в нижний город, во тьму. Этот подвиг поразил всех: и самих ваших предков, и их соседей, и всю Италию. Но заметьте, ни один другой город не последовал примеру Венеции и не позволил себе подобного жестокого покушения на равенство и естественный закон, закон, предписывающий свободное распределение земных природных даров: воздуха, света, воды и солнечного тепла. На широкие окраины нижнего города попадает солнечный свет, это верно, но эти части оставлены богатым простолюдинам. Для беднейших торговцев, ремесленников, рабочих, трудящихся женщин и остальной бедноты оставлено мрачное, убогое, зловонное сердце нижней Венеции. Там свет солнца тускл и бледен, а колодезные воды нечисты, потому что вода сначала направляется в верхний город. Там, в домах, выходящих прямо на каналы, воздух сыр и смраден, и там обитают больные и изувеченные. Господа, пришло время частично разрушить верхний и нижний города и заново отстроить единый третий город на холмистой равнине.

[Опущено]

Десять: Где ты и твои сообщники проводили свои встречи и обсуждали планы?

Орсо: Мои господа, мы встречались на улицах, на рыночных площадях, на Большом канале, на рыбалке. Мы не прятались.

Десять: А как насчет постоялых дворов и домов в нижнем городе?

Орсо: Никогда. Это было бы слишком опасно.

Десять: Так говоришь ты, но мы говорим, что ты защищаешь группу предателей там, внизу.

Орсо: Нет, мои господа. Нам было безопаснее на улице. Иногда мы заходили в приходские церкви, Сан-Мартино и Сан-Даниеле, например, но только для молитвы.

Десять: И поскольку твоя доминиканская ряса была вам хорошим прикрытием, вы смотрелись как невинная группа, собравшаяся вместе для молитв, не так ли?

Орсо: Да, мои господа. Этот секрет лучше было хранить на людях. Наше излюбленное место встречи находилось неподалеку от этого помещения. Площадь Сан-Марко. Мы обычно ходили туда, потому что это не вызывало подозрений. Моя доминиканская ряса и дворянское происхождение одного из нас позволяли еще троим членам нашего кружка спокойно находиться в этой части верхнего города.

Десять: Тебе доставляет удовольствие издеваться над нами, рассказывая о ваших прогулках вокруг Сан-Марко, не так ли, брат Орсо?

Орсо: Нет, мои господа. Я ваш пленник, я стараюсь наилучшим образом ответить на ваши вопросы.

Десять: Нет, ясноглазый сир Орсо. Ты думаешь, что можешь водить нас за нос, и мы пока что милостиво позволяем тебе это делать, но только потому, что мы держим тебя за яйца, за твои упитанные монашьи яйца, и прекрасно знаем, что через пару дней от них останется только кровавое месиво.

Орсо: Мои господа, но ведь оттого, что вы лишите меня мужского достоинства, у вас его не прибавится.

Десять: Прекрасно, болтун. Это можно сделать прямо сейчас. Стражники, выведите его отсюда и…

Первая маска: Нет, господа. Еще не время. Пусть говорит. Он, очевидно, один из capi. Он знает слишком много. Черт с ней, с его надменностью.

Вторая маска: Этот человек — чудовище, не знающее раскаяния, господа. Вы это видите и слышите. Поэтому говорю: пусть наказание начнется сейчас же.

Первая маска: Нет, господа. Если мы пойдем этим путем, то потеряем целый день, даже больше. Это мелочная, бесполезная месть. Подумайте об этой процедуре. Он скорчится от боли в три погибели, не сможет ни слушать, ни говорить, а нам нужны факты сейчас, а не завтра. Посему призываю проголосовать.

[Примечание: Голосование о предложениях в Совете происходило тайно. Решения принимались простым большинством от десяти голосов. В случае равного голосования, пять к пяти, учитывался голос предводителя шести советников дожа, они присутствовали почти на каждом заседании]

Результат: семеро против кастрации, трое за. Предложение отклонено.

Десять: Брат Орсо, тебе следует благодарить нас за результаты этого голосования. Тебе еще рано молиться — это впереди. Наказание за твою дерзость отложено, но берегись. Заметь, что, в отличие от тебя и твоего Третьего Города, мы здесь поступаем по правилам. Но внемли предупреждению и держи свой язык под контролем. Три голоса уже отданы против тебя. Можешь быть уверен, их количество будет расти.

Признайся, что присоединился к заговорщиком из злобной зависти. Ты ненавидишь знать.

Орсо: Простите, мои господа, но я должен сказать нет. Я дал клятву Третьему Городу, потому что их благие и милосердные устремления нашли во мне сочувствие.

Десять: Принимая во внимание то, что вашей целью было кровавое уничтожение дворянства, это сомнительный ответ.

Орсо: Мои господа, полный ответ в моем письме к вам.

Вторая маска: Это письмо возмутительно!

Третья маска: О Небеса, дайте же ему говорить!

[Примечание: В краткой приписке сверху этой молитвы, найденной среди его документов, Бернардо отмечает, что исповедник призвал его сосредоточиться на одной мольбе, записать ее и повторять снова и снова]

Отец Небесный, на коленях молю Тебя, я прошу именем Твоей священной крови, да минет меня чаша сия. Сокруши мои кости, брось тело мое на колья, пусть я умру, только оставь его в живых и не допусти, чтобы я увидел его [Орсо] плоть окровавленной и сломленной. Да не услышу я, как он будет вопить от страданий.

Из милости, ниспосланной Твоими ранами на Кресте, брось меня в зловоние бесов вопиющих. Я не устрашусь их, если Ты сохранишь свет в очах его и силу в членах его.

Отец, что мне делать? Как раскрыть уста мои для дыхания? Как смогу я жить дальше в этом грязном сосуде, моем зловонном теле, и видеть, что он умирает? Возьми меня вместо него, вскрой ребра мои, исхлещи мое лицо, заставь меня расплатиться раньше, чем призовешь его. Я старше, мудрее, я куда более жесток и испорчен. Неужели так скоро забыл Ты ужасные грехи моей молодости?