Еще и ржет удавшейся шутке так заразительно, что даже беситься на неё не получается.

– Что ж, надо будет найти по пути аптеку, – вздыхаю печально, – купим мне пояс, а тебе – витаминки для памяти. Потому что если в столь юном возрасте ты никак не можешь перестать называть меня профессором наедине – то какой же глубокий маразм тебя одолеет в мои годы?

– А я точно доживу до таких древних седин? – сомневается поганка, не желая униматься.

– Если я услышу от тебя хоть одного “профессора” вне универа – очень в этом сомневаюсь, – хмыкаю насмешливо.

Она вроде фыркает, но от неё все равно веет какой-то острой тоской.

Той, что убивает в зародыше вот это её шебутное энергичное настроение.

– Ты думаешь о маме?

– Я всегда о ней думаю, – Катерина прижимается щекой к плечу и смотрит на меня. Я чувствую её взгляд на своей коже как легкое прикосновение чего-то шелкового.

– Вы меня ненавидите, да? – спрашивает, нерешительно касаясь тонкими пальчиками лежащей на рычаге передач руки.

– Ты.

– Ты, – решимости в голосе холеры становится еще меньше, – ты меня ненавидишь?

Мог бы ответить ей встречным вопросом.

Хотел бы даже.

Потому что на самом деле хочу подтверждения всему тому, что я услышал на записи Капустиной. А там ведь я услышал не только про наш первый раз в библиотеке. Но… Нет. Этому разговору нужен вечер, нужно соответствующее окружение, нужно много чего.

– В иные дни я очень хотел тебя ненавидеть, Катерина, – сознаюсь без особой охоты, – по-настоящему. А не так, что смотришь в твои глаза, руками – задушить хочешь, а тем что ниже пояса…

Она сначала хихикает, а потом вздыхает без веселья.

– Я такая дура…

– Ну да, – честно соглашаюсь я и, заметив краем глаза, как на её личике проступает вселенская скорбь, милосердно добавляю, – не переживай. Дурой быть лучше, чем дрянью. Не согласна?

– Как думаете, Аня… Она уже выслала запись ректору?

– Возможно, – я пожимаю плечами, – если и да, ректор не прослушает её раньше понедельника, Филимонов не занимается рабочими вопросами в выходные.

– Так может, нам тогда… – в голове холеры будто оживляются все её гениальные тараканы.

– Что? – опережаю её поток мысли. – Проберемся в универ под покровом ночи, взломаем кабинет ректора, удалим запись из ящика?

Наверное, если я хотел ответа – мне стоило сдерживать сарказм. Я не сдерживаю, и потому холера уже по тону моему понимает, что план обречен на провал, как бы детально она его ни спланировала.

– Давай не будем тратить на такую херню наше время, Катерина, – смягчаюсь я. Хватит с неё нервотрепки, она и так как пыльным мешком стукнутая сидит. – Тем более, что провести выходные мы с тобой можем с большей и пользой, и удовольствием.

– И как же? – судя по тону, холера почти уверена в том, что она от меня услышит. И куда её привезу – тоже предполагает. Что ж, тем приятнее надругаться над её шаблоном.

– Например, провести время с моими друзьями, – отвечаю я с глубоким удовольствием, – за городом. Они пригласили меня на все выходные. Мы с другом планировали выбраться на охоту. Хочешь ли ты составить мне компанию?

Я просто не могу в это поверить. Ройх! Везет меня к своим друзьям. На выходные. Да он же меня только за шлюху и считал. За ту, кого даже девушкой называть стыдно. А сейчас…

– Кстати, – я тянусь и выгибаюсь на пассажирском кресле. Искушаю судьбу, потому что Ройх тут же начинает коситься в сторону моей выставленной вперед груди. Слава богу, что полоса перед нами просторная, чистая. И поворотов нет.

– Кстати, – мурлычу словно кошка и пробегаюсь пальчиками по плечу многоуважаемого профессора, – давайте, раз вы столь настойчивы— расценки мои обсудим, Юлий Владимирович? Работать за интерес будет крайне непрофессионально с моей стороны.

Я вижу, как каменеет его лицо. Вижу, как он жестче щурит устремленные на дорогу глаза. Резче выкручивает руль на повороте. Уже почти разочаровываюсь в его чувстве юмора, но он наконец заговаривает.

– Не шути с этим, Катерина.

Ну, хоть не холера.

Он настолько редко зовет меня по имени, что каждый мной зачитывается за отдельную победу.

– Почему нет? – с прохладной насмешливостью уточняю.

Надо же, какие мы критичные. Сам проходился на эту тему уже не раз, а мне, получается, нельзя?

– Потому что всякий раз, когда ты так о себе говоришь – ты равняешь себя с проституткой, – сухо отрезает Юлий Владимирович, так кровожадно глядя на дорогу, как я бы сейчас только на Иудушку-Анечку и смотрела бы.

– И что? – не унимаюсь я. – Некоторые вообще в такие ролевые игры играют. Почему я не могу на эту тему даже шутить?

– Потому что если я назову тебя грязной шлюхой, это тебя не заведет. Смертельно обидит – да. Но не заведет ни разу, – Ройх говорит с такой уверенностью, будто заучил этот факт на зубок.

Разговор из смешливого, наивного вдруг превращается в какой-то мучительный, неприятный. Такой, от которого хочется свернуться клубком и сесть к нему спиной. И точно не продолжать – нет.

Мои передвижения ограничены тугим ремнем, но я вполне себе могу отвернуться. И впиться взглядом в пролетающие мимо высотки, придорожные магазины, людей…

Эйфория от того, что Ройх сделал шаг ко мне навстречу – спадает. Отступает прочь, как море во время отлива. И я даже не знаю…

Может, стоит ему сказать, чтобы остановился у ближайшей станции метро? Поеду сразу в танц-класс, порепетирую номер на завтра…

В кармане куртки первыми резкими аккордами взрывается “Imagine Dragons”. Зимний их хит, написанный для опенинга моднявого мультсериальчика, влюбил и одержал меня с первого же прослушивания – хотя сериал я смотреть не хотела.

А сейчас – мало того, что бьет по ушам посреди напряженной тишины, пропитавшей воздух в машине Ройха, так еще и режет тугой струной по живой незакрытой ране.

Я этот гребаный Аркейн смотрела с гребаной Капустиной!

Сбрасываю вызов даже не глядя, кто звонит. Только когда снимаю блокировку, вижу на экране фамилию “Костров”.

Запоздало припоминаю, что после фееричного траха на деканском столе я Андрюхе даже не написала. Просто не нашла слов. А вот он мне и в Вотсапе, и в Телеге, и во всех доступных ему соцсеточках. В которые я специально не заходила теперь, чтобы не палиться онлайном.

Ладно, похрен. Ждал и еще подождет маленько.

А чтобы мне никто не мешал дуться, я выключаю звук. Вот. Теперь идеально. Пусть он там в кармане мигает, мне плевать. Я вне зоны доступа.

Снова запихиваю телефон в карман, снова натягиваю на лицо мину обиженной девочки, снова отворачиваюсь к окну.