Стараясь не задеть члена Верховного Совета Лямурии, командир развернулся и вышел из курилки. За ним покинули беседку возбужденный Ашт и опечаленный Дуров. Остальные остались обмениваться впечатлениями.

…Человек и лямур молча шли к карусели, загребая пыль ногами. Говорить им было не о чем.

Рядом с каруселью под присмотром Ильи, Добрыни и Алеши стояло четверо лямуров. Двое держали под лапы безвольно висевшее тело третьего – дегустатора-любителя абхазского вина.

– Метаболизм не тот,– благодушно пояснил Муромец величавому Ашту, когда тот, проходя мимо, бросил на пьяного до сих пор отщепенца уничтожающий взгляд.

Четвертый репатриант немного в стороне что-то горячо втолковывал то ли Снежинке, то ли Эскимо. Лямуриец оживленно жестикулировал, показывая по очереди то на людей, то на соотечественников и тыкал пальцем в грудь брата (или сестры?) по биологической классификации. Тот – или та? – смущенно отворачивался (или отворачивалась?), стараясь отодвинуть потную лапу подальше от своей груди, заросшей густой шерстью. Взгляд снежного человека был устремлен за голову оратора.

Увидев приближающихся к ним Дурова и Ашта, болтливый лямуриец, впрочем, тут же замолчал.

– Вы твердо обещали мне, что мои подопечные не пострадают,– напомнил Дуров довольному Ашту. Леонид Владимирович успел за эти несколько часов привязаться к своим хвостатым гостям.

– Можете не волноваться,– высокомерно успокоил дрессировщика Ашт.– Ввиду особой тяжести их преступления и слабости хвостов, они будут не повешены, а немедленно выброшены на необитаемом острове на севере нашего архипелага.

Высылаемые лямурийцы молча и с достоинством занимали места на карусели. Бесчувственную жертву курортного гостеприимства Добрыня с Алешей загрузили в милицейскую машину с желтой «мигалкой» на крыше. Тот еще не оклемался, но уже что-то мычал. Получалось у него это плохо.

Последним на карусель залез Ашт. Затем неожиданно вернулся и царственным жестом протянул Дурову слабо светящийся хрустальный шарик.

– Мы верны принятым на себя обязательствам,– покровительственно пояснил он недоумевающему Леониду Владимировичу.– Это ключ от нашей двери канала перехода. Для вас он, естественно, бесполезен: проход после моего возвращения закроется автоматически. Ну а для наших отщепенцев он отныне будет недоступен.

Ашт вернулся на помост карусели и, почтительно поклонившись Кинг-Конгу, с достоинством разместился на спине деревянного полосатого льва с оранжевой гривой.

Карусель дернулась и плавно начала свой бег по вечному кругу времен и пространств. «Считай по-нашему, мы выпили немного»,– хриплым голосом вежливо пожаловался Высоцкий. Впрочем, в закружившемся вихре карусель тут же пропала, и музыка песни стихла.

– Это он ключ вам отдал, Леонид Владимирович? – поинтересовался у Дурова из-за спины неслышно подошедший командир отряда.

Дуров молча протянул шарик командиру.

– А ведь вы оказались правы, месье Лафер,– задумчиво глянул на стекляшку Владимиров и передал ее элегантному стройному лямуру в очках, светлом костюме, белой шляпе, красных носках и черных остроконечных туфлях.– Ключ он отдал. Это и есть ваш холодный огонь?

– Да,– без удивления согласился лямур, поигрывая шариком и равнодушно возвращая его обратно.– Для меня он, увы, бесполезен.

– Вы твердо уверены, месье Лафер, что нашему внештатному сотруднику, которого мы подсунули вместо вас, ничего не угрожает? – сверкая молодыми глазами из-под пенсне, уточнил Дуров.– Учтите, что я полагался исключительно на ваше слово.

– Уверен. Они уже на острове,– вздохнул лямуриец.– В противном случае на ваше предложение остаться не согласился бы уже я. У меня тоже есть честь, коллега.

Было заметно, что, хотя лямуриец старался держаться подчеркнуто прямо, его серьезно покачивало. Всю прошедшую ночь он резался с Алешей, Добрыней и Ильей в преферанс, и теперь его карманы были переполнены червонцами, которыми он, засунув лапы в брюки, изредка позвякивал для удовольствия.

– И все-таки я думаю, что… – опять занудно начал бормотать Дуров.

– Бросьте вы, Леонид Владимирович,– устало усаживаясь на скамейку, закурил командир.– Иных вариантов у нас все равно не было. К тому же наше начальство упрямо желает знать, кто же все-таки завез на Лямурию медовые пряники, с настоя на которых началась эта темная история.

– Дмитрий Евгеньевич,– смущенно икнув, искательно улыбнулся лямуриец,– полагаю, я могу рассчитывать, что меня переправят в Абхазию и вернут папаху с кинжалом?

Владимиров перевел недоуменный взгляд на эмигранта, потом спохватился и нерешительно кивнул:

– Кинжал в Абхазии обещаю точно. А с папахой будут проблемы.

* * *

…В самом дальнем углу зверинца безутешно и горько рыдала между клеток Снежинка, пять минут назад проводившая своего Эскимо в далекую и страшную Лямурию. Зверюшки вокруг сочувственно молчали.

Владимиров стоял навытяжку перед стационарным свет-зеркальцем «Мачеха», задвинутым в самый угол его просторного кабинета. Сеанс связи с Главком был внеплановым, поэтому Дмитрий Евгеньевич ужасно переживал за толстый слой пыли, который он так и не успел смахнуть с зеркальной глади экрана.

Внимательно прислушиваясь к монотонному бу-бу-бу, доносившемуся из свет-зеркальца связи, он недоуменно переспросил:

– Виноват, не понял? Чьи именно «голые ноги» мы должны найти? Повторите! Алло! – Он низко склонился над трюмо, напряженно вслушиваясь в рвущийся расстоянием и помехами голос.

Голос из трюмо стал громче и раздражительнее:

– Головоногий моллюск. Точнее, гигантский осьминог. Сбежал из океанариума. «Земля-456», открытая реальность. Подробности – пневмопочтой. Что еще неясно, бесстрашный брат?

– Я понял вас, товарищ куратор. Но при чем тут мы? Пропавшими животными пусть занимается служба поиска пропавших зверей. Они же поймали в конце концов эту Несси в Шотландии. И вообще, это не наш профиль, товарищ куратор.

Голос из зеркала стал тише, но злее, продолжая что-то монотонно втолковывать командиру. Потом по зеркалу забегала мохнатая белая рябь, мелькнули титры, и экран погас. Новости были неприятные. Владимиров присел за стол и, обхватив голову руками и запустив пальцы в волосы, стал нервно раскачиваться из стороны в сторону.

Покачавшись несколько минут, командир задумался: «Если хорошо повыть, то, возможно, мне полегчает?» Он четверть часа старательно повыл на люстру, и его действительно немного отпустило. За дверями и в лагере стояла полная тишина. Тогда он с наслаждением повыл еще – на стоявший в углу торшер.

Стало совсем хорошо, но тут раздался стук сапога в дверь, и в образовавшуюся щель засунул голову любопытствующий дежурный по штабу. Дежурным сегодня был Задов.

Ветераны отряда успели повидать начальника в любом виде, поэтому новые неожиданности старались воспринимать адекватно. Вручая пневмопочту из Главка, Лева с соболезнующим выражением вечно наглой физиономии осведомился: