После пятичасовых каторжных мучений он получил-таки в свое распоряжение замечательный стальной гвоздь в три пальца длиной, крепкий и почти острый. Затем оторвал лоскут от рубашки и, зажав свою добычу между пальцами правой руки, насколько смог аккуратно соорудил некое подобие повязки. После этого снова лег, успел еще подумать, что вот теперь самое время начать строить планы на будущее, и неожиданно отключился.

Мистралийцу приснился коротенький кошмар. Якобы он – жаркое, которое готовят на вертеле. Будто висит он над очагом и огонь обжигает его спину. А рядом в несуразно огромных поварских колпаках стоят Тедди и советник Блай. Они препираются. Советник будто бы говорит, что мясо надо поворачивать и равномерно перчить со всех сторон. А Тедди, возмущенно указуя толстым пальцем на очаг, отвечает:

– Перчить – это халтура! Что за дилетантство! Кто здесь специалист, я или вы? Зачем такой сильный огонь, подгорит ведь в первые же сутки!

– Ну раз перчить не надо, – решает советник, – тогда я посолю.

И начинает, проворачивая вертел, солить со всех сторон. Равномерно. В том числе спину. И даже в основном спину, поскольку вертел заело. Ощущение было настолько реальное, что Кантор не выдержал, закричал и проснулся. И что ужаснее всего, обнаружил, что адская боль ему не приснилась.

– Опять притворяешься? – грубо спросили рядом. Не Тедди, а кто-то другой. Тот всегда точно определял, когда он притворяется, а когда нет. И говорил всегда спокойно, можно даже сказать добродушно…

Кантор открыл глаза, с трудом вырываясь из бредовой мути сна, и, разумеется, тут же увидел успевшие ему надоесть сапоги господина Кроша.

– Да сплю я, мать твою… – простонал он, догадываясь, что злопамятный начальник охраны не нашел ничего лучше, как разбудить его размашистым ударом по спине.

– Вставай, – так же грубо произнес господин Крош и добавил, для пущей убедительности еще раз огрев Кантора по спине: – А услышу от тебя еще одно непочтительное слово, получишь как следует. За каждое слово отдельно. Понял?

Кантор усилием воли сдержал свой дерзкий язык, который уже порывался обложить господина начальника матом и продолжать обкладывать все время, пока будут бить, чтобы господин начальник не думал, что его тут боятся и уважают. На этот раз это было бы не к месту и не вовремя. Вдруг представится возможность бежать, а он будет валяться без сознания из-за своего проклятого языка.

Поэтому пленник только молча кивнул и стал сползать с нар. Два охранника отомкнули браслет, которым Кантор был прикован к стене, завели ему руки за спину и надели наручники, попутно обыскав. Гвоздя они, разумеется, не нашли, хотя могли бы, если б искали потщательнее или знали, что именно можно найти. Затем толкнули в спину – хорошо хоть, не в больное место, а выше – и кратко скомандовали идти. С чего бы это, удивился Кантор. И куда, интересно? В подвал? Так ведь Тедди домой ушел. Или обиженный господин Крош решил начхать на указания босса и позабавиться как следует? А может, босс все-таки передумал? Или, что еще вероятнее, просто велел от него избавиться, а Тедди соврал, не желая портить себе нервы с безутешным собутыльником? Но в таком случае все равно в подвал. Не стоит надеяться, что ему дадут умереть легко и быстро… Нет, поворот прошли. Куда же в таком случае? Еще раз налево… Не может быть! Это же на выход! У них что, принято вывозить будущих покойников за город? Ерунда полная, труп вывезти проще. Или просто переводят в другое место? Впрочем, это вопрос непринципиальный, куда бы его ни везли, добраться до места назначения он не должен. А должен, во-первых, возблагодарить небо за такой редкий шанс, а во-вторых, быстро сориентироваться и сообразить, что делать.

Его втолкнули в закрытый фургон без окон, с замком на двери и посадили на пол в углу. Два охранника заперли дверцу и сели на скамейку у стенки. Сам господин начальник, видимо, ехать с ними не собирался. Счел ниже своего достоинства разъезжать в вонючей будке или на козлах вместе с возницей. Ну и ладно. Чем меньше их, тем лучше.

Кантор привалился к стене и закрыл глаза, делая вид, что собирается спать, а на самом деле изо всех сил стараясь сосредоточиться. Должно было получиться. Обязательно. Жизнь, конечно, дерьмо, но не настолько же…

О том, что его величество никогда не спит подолгу, знал весь двор. Придворные дамы неоднократно жаловались, что, если он укладывался раньше полуночи, то в четыре утра немилосердно будил официальную фаворитку и выставлял из своих покоев, ссылаясь на необходимость работать. А если нет, то возился с бумажками в своем кабинете часов до двух, а бедная дама сидела и ждала в полной боевой готовности, как дура. Так что никто никогда не удивлялся, встретив его величество спешащим куда-то среди ночи. Мафей и вовсе долгое время полагал, что его трудолюбивый кузен вообще не спит, пока мэтр не прочел ему краткую лекцию о физиологии сна.

В эту ночь король действительно не смог уснуть. То ли от переполнявшего его счастья, то ли просто прошлой ночью поспал лишнего. Сначала он долго лежал, не шевелясь, чтобы не разбудить королеву, и любовался ею с безмолвным обожанием. Затем лежать стало неудобно и захотелось повернуться, а заодно и еще кое-куда захотелось, и Шеллар решил, что нечего валяться и ворочаться, если не хочется спать, надо встать и чем-нибудь заняться. Что он и сделал.

Поскольку в том блаженном состоянии, в каком он пребывал, всякие мысли о работе казались кощунством, его величество набросил халат, вышел на балкон и решил просто оглядеть окрестности. Ночь выдалась теплая и тихая, как всегда в это время года, и удивительно красивая. Луна, вступившая в последнюю четверть, сияла ясно с безоблачного неба, заливая волшебным серебристым светом благоухающие кусты сирени, мощеные дорожки и мраморные скамейки дворцового парка. Свежесть и красота этой весенней ночи полностью совпали с возвышенно-лирическим настроением Шеллара, который до сих пор еще не мог привыкнуть к своему счастью и от этого переполнялся восторгом по поводу и без оного. Побывав всего сутки назад между жизнью и смертью и познав на столь наглядном примере хрупкость бытия, король с тех самых пор не уставал восхищаться окружающим миром, будто увидел его впервые. Он восторженно засматривался на лунный свет, удивляясь, как можно было не замечать этой прелести до сих пор, с удовольствием подставлял лицо прохладному ветерку… Да что там ветерок – обычный воздух пьянил, как хорошее старое вино, ибо с недавних пор его величество острее ощутил, какое это блаженство – просто дышать. Помимо всех упомянутых радостей Шеллар III со сладким замиранием вспоминал некоторые особо прекрасные моменты своей супружеской жизни, которая состоялась не далее как полчаса тому назад и, вопреки его опасениям, оказалась действительно счастливой.

Все это было так замечательно и восхитительно, что королю не верилось в реальность происходящего, и время от времени даже закрадывалась непрошеная мысль, будто ему снится сон и он вот-вот проснется у себя в спальне, совершенно один и совершенно неженатый. Он спешил отогнать эту нелепую мысль, но ее тут же сменяла другая, не менее вредная. Будто все слишком уж хорошо и замечательно и непременно вот-вот случится какая-нибудь пакость, чтобы его величество не расслаблялся. Как ни старался король отогнать и эту мысль, пакость все же случилась, испортив ему все его радужное настроение. Совершенно неожиданно сверху что-то зашелестело, зашуршало и захлюпало, затем мелькнула черная тень, и не успел король запоздало напомнить себе, что счастье счастьем, а оставлять пистолет в спальне не следовало, как на балкон приземлился рыдающий принц Орландо.