* * *

На всех остановках мы с Беллой принимались за фотоальбомы и в конце концов я осознал подлинную ценность фотографий.

А стоило нам тронуться в путь, как она просила меня:

— Расскажи какую-нибудь историю.

Смешно, ведь она уже много раз слышала их, но мои байки почему-то до сих пор ей не надоели. Насколько я любил рассказывать их, настолько она обожала следить за моими руками, которыми я размахивал, напрягая память и подбирая нужные слова, чтобы разделить с ней самые яркие подробности.

И вот несколько таких историй спустя мы приехали в Нью-Джерси и остановились у очередного придорожного ресторанчика, где такие же странники, как мы, собирались за чашкой кофе и куском пирога. Перед входом в заведение стройными рядами выстроились дорожные монстры, в кабинах некоторых из них дремали водители. Надписи на дверцах и фары на решетках радиаторов были столь же неповторимыми, как и их владельцы. Они выступали носителями своей, особой культуры. Мне всегда нравились эти люди. Я сотнями встречал их у МакКаски, этих неприхотливых и честных трудяг. История жизни каждого была уникальной, и в каждой имелись свои уроки, на которых можно было поучиться всем остальным.

У этой закусочной наружная крыша была бочкообразной, а внутри перед стойкой красовался длинный ряд привинченных к полу вращающихся стульев. Она выглядела узкой и перегруженной нержавейкой что изнутри, что снаружи. Одного взгляда на обстановку оказалось достаточно, чтобы понять: здесь подают простую и непритязательную еду по разумным ценам. Главное же достоинство этой закусочной состояло в том, что завтрак здесь можно получить в любое время суток.

Я потянулся за меню, когда Белла толкнула меня в бок и кивнула на обеденную карту, которую я держал в руках.

— Она продается, — сказала жена.

— Кто продается?

— Эта закусочная.

Тогда я и сам увидел его. Объявление было напечатано на отдельном листе бумаги, вложенном в меню, и гласило:

…в 1949 году на автостраде номер 1 в Авенеле, Нью-Джерси, открылась закусочная «У мамочки», которая с тех пор не прекращала работу ни на один день. Но теперь мы готовы уйти на покой! Мама больше не может обслуживать девятнадцать стульев у стойки и десять кабинок у стен, что в общей сложности составляет пятьдесят девять посадочных мест. Закусочная несколько лет назад претерпела перепланировку и модернизацию. К числу наиболее значительных изменений относится замена оригинальных, но устаревших стульчиков и кабинок. В стоимость сделки входят кабинки, витрина для продуктов, аппарат для производства соков, машина для газирования напитков, кофе-машина, родной холодильник и неоновые надписи. Сумма сделки — 36 тысяч долларов на условиях «как есть, где есть»[30]! Если вас заинтересовало наше предложение, обратитесь к повару.

Я поднял голову, и взгляд мой натолкнулся на старика, за обе щеки уплетающего поджаренное рубленое мясо с овощами и картошкой. При этом он что-то довольно насвистывал себе под нос. Учитывая, что закусочной было уже больше пятидесяти лет от роду, она пребывала в прекрасном состоянии. «Эх, было бы неплохо купить ее!» — подумал я и вдруг понял, что будущее мне больше не принадлежит. Хотя всю свою сознательную жизнь я жил настоящим, отныне будущее стало для меня недостижимым. Сознавать это было больно.

Белла, должно быть, заметила, что оживление угасло у меня на лице. Когда я перевел взгляд на нее, она всхлипнула и укрылась за меню. Мне оставалось только промолчать.

К нам подошла брюнетка с бейджем, на котором значилось «Жанна».

— Ну, что будем заказывать, ребята? — осведомилась она.

Я посмотрел на жену.

— Кажется, я знаю что, — сказал я. — Яйцо пашот и сухой пшеничный гренок для меня, правильно?

Белла развернулась к официантке и выразительно закатила глаза.

— Не обращайте на него внимания, — сказала она. — Я съем горячую булочку с черникой, а этот большой ребенок с радостью согласится на омлет с грибами и чеддером, и добавьте еще стопку блинов с черничным вареньем.

Улыбнувшись, женщина записала заказ в блокнот и оставила нас одних.

— Теперь я понимаю, что такое свобода, — поддразнил я Беллу.

Она улыбнулась.

— Ты хорошо себя вел. Кроме того, блины будут с черничным вареньем, не забывай.

Я расхохотался.

* * *

Мы покатили на юго-запад и не останавливались до тех пор, пока не миновали облезлый дорожный знак с надписью «Атлантик-Сити».

Прогуливаясь по широким тротуарам, мы пришли в трепет от потрясающего смешения роскоши и грязи, отчего нас легко удалось заманить в одно из сверкающих неоновыми огнями казино. Мы оба решили попытать счастья в рулетке. Белла сделала ставку на «двадцать одно» и красное, а я остановил свой выбор на «тридцати трех» и черном. Уже через полчаса моя раздосадованная супруга проигралась в пух и прах, а я стал на семьсот долларов богаче. Мой номер выпал четыре раза. Я сделал ошибку, свойственную всем неопытным игрокам, — или, точнее, мне повезло, как всегда везет новичкам, — и не убирал свои фишки со стола после каждого выигрыша. Крупье коротко усмехнулся, глядя на мою довольную улыбку и обиженно надутые губы Беллы. Я щедро одарил его чаевыми.

С восторгом исследуя этот новый и доселе незнакомый мне мир, я проиграл следующие несколько розыгрышей и решил на этом остановиться. К счастью для Беллы, я был только рад поделиться с ней выигрышем.

Одевшись потеплее, чтобы уберечься от пронизывающего зимнего ветра, мы с ней, взявшись за руки, вышли побродить под нежарким послеполуденным солнышком. Но не прошли мы по тротуару и пятидесяти шагов, как глазам нашим предстало весьма странное зрелище. На больничной каталке лицом вниз лежала молодая женщина, у которой не было ни рук, ни ног, и играла на электронном синтезаторе, нажимая клавиши языком, — по округе разносилась мелодия «Где-то над радугой». Ее спутники просто сидели рядом, а толпы растроганных прохожих бросали хрустящие новенькие купюры в пятигаллонное ведро, стоящее рядом. «Похоже на рыбалку в зарыбленном заповедном пруду», — подумал я и, к удивлению Беллы, уронил в ведро пятидолларовую банкноту. Супруга взглянула на меня. В ответ я лишь передернул плечами.

— Это худшая эксплуатация инвалида, которую я когда-либо видел.

Она согласно кивнула.

— Но это нам кажется только потому, что мы не видели, как обошлось с ней правительство.

— Нам просто невероятно повезло, — заметил я, поднимая воротник куртки.

* * *

Примерно через час после захода солнца мы переправились на другой берег реки Потомак по мосту и оказались в «Штате для влюбленных», как называют Вирджинию. Я остановился, чтобы спросить дорогу к ближайшему местечку, где можно было разжиться водой и электричеством, а заодно выбросить мусор, заправить фургон бензином и переночевать.