Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, Джулиан.
Ишервуд резко повернулся на голос и оказался нос к носу с Габриелем Аллоном.
— Это ты? Но как, черт возьми, ты сюда забрался?
— Ты и в самом деле хочешь об этом знать?
— Пожалуй, нет, — помолчав, произнес Ишервуд. — Но что ты здесь делаешь? Я хочу сказать — здесь, в Лондоне? И где ты все это время пропадал?
— Мне нужна твоя помощь.
— Ты пришел за помощью? Ко мне? И это после того, как ты сбежал, не доделав работу? Я уже не говорю о том, что ты оставил Вичеллио в Корнуолле, не позаботившись предварительно о его безопасности!
— Иногда лучше всего прятать бесценную картину в таком месте, где ее будут искать в последнюю очередь. Если бы меня, к примеру, заинтересовало содержимое твоего сейфа, который стоит в подсобном помещении галереи, я вскрыл бы его без особых проблем.
— Потому что ты не человек, а ошибка природы!
— Может, не будем переходить на личности, Джулиан?
— Ты так считаешь? А мне, наоборот, хочется перейти на личности. Вот, прими! Подарок твоей личности от моей! — с этими словами Ишервуд схватил со стола кофейную кружку и запустил в Габриеля.
* * *
Поняв, что Ишервуд основательно пьян, Габриель вывел его прогуляться. Они бродили по дорожкам Грин-парка в полном молчании до тех пор, пока Джулиан не утомился и не присел на одну из стоявших здесь скамеек. Габриель сел с ним рядом. Ишервуд дождался, пока мимо них прошла влюбленная парочка, и лишь после этого заговорил:
— Она печатать может? А отвечать на телефонные звонки? Или принять сообщение?
— Не думаю, чтобы она когда-либо этим занималась.
— Очень мило. Прямо-таки восхитительно!
— Но она умная девушка. И с работой клерка как-нибудь справится.
— Это успокаивает. Но позволь тебя спросить — почему именно я должен принять эту особу на работу?
— Джулиан, прошу тебя...
— "Джулиан, прошу тебя. Джулиан, не лезь не в свое дело. Джулиан, заткнись и делай, что тебе говорят". Все вы только это мне и говорите. А между тем мой бизнес летит ко всем чертям, а вам, похоже, на это наплевать. Ну и пусть, ну и ладно. Недавно Оливер сделал мне одно предложение, и я склонен его принять.
— Сомнительно, чтобы предложение Оливера было слишком уж выгодным.
— Нищим выбирать не приходится. Но я не был бы в таком положении, если бы ты от меня не сбежал.
— Ничего подобного не было.
— Правда? А как бы ты сам назвал свой поступок, Габриель?
— Я бы сказал, что взял отпуск за свой счет. Дело в том, что мне предстоит выполнить один срочный заказ. Как в добрые старые времена.
— В добрые старые времена я всегда имел это в виду. Да и дела у меня тогда шли получше. Но сейчас все переменилось. И весь мой чертов бизнес держится на одной-единственной подпорке — на Вичеллио, которого ты обещал мне восстановить. Но что мне делать с Вичеллио, пока ты будешь играть в свои игры с Ари?
— Ждать, — коротко сказал Габриель. — Скоро все это закончится, я вернусь и буду работать день и ночь, пока не закончу реставрацию.
— Мне не нужна штурмовщина. Я подключил к этому делу тебя, поскольку знал, что ты не будешь торопиться, подойдешь к работе вдумчиво и сделаешь все, как надо. Если бы мне нужна была гонка, я нанял бы какого-нибудь халтурщика, который сделал бы работу за неделю, да и взял бы втрое меньше.
— Говорю тебе, подожди. И уговори подождать своего покупателя. Но главное — что бы ты ни делал — не продавай свою галерею Оливеру Димблби. Ты никогда себе этого не простишь.
Ишервуд глянул на часы и поднялся с места:
— У меня назначена встреча. Кстати, с тем самым человеком, который хочет купить эту картину. — Он повернулся и пошел было по дорожке к выходу из парка, однако, сделав пару шагов, остановился, повернулся к Габриелю и сказал: — Между прочим, в Корнуолле остался один маленький мальчик, который по тебе очень скучает. Ты, можно сказать, разбил ему сердце.
— Ты это о Пииле, да? — уточнил Габриель холодным, отстраненным голосом.
— О ком же еще? Удивительное дело, Габриель, прежде я никогда не думал о тебе как о человеке, который может обидеть ребенка. Но это я так... к слову. Скажи своей девушке, чтобы приехала в галерею завтра к девяти часам утра. И передай ей, чтобы не опаздывала.
— Она не опоздает. Я обещаю.
— Кстати, как прикажешь называть эту, с позволения сказать, секретаршу, которую ты мне сосватал?
— Можешь называть ее Доминик.
— Симпатичная? — осведомился Ишервуд, неожиданно приходя в хорошее расположение духа.
— Ничего себе, — ответил Габриель.
Мейда-Вейл. Лондон
Габриель поставил чемоданы у двери и стал ждать, когда Жаклин закончит осмотр своих новых владений. Нынешнее обиталище Жаклин представляло собой крохотную однокомнатную квартиру с единственным окном, выходившим в тесный замусоренный внутренний дворик. Вся меблировка квартиры состояла из диван-кровати, клубного кресла, обитого потрескавшейся кожей, и небольшого письменного стола. У окна помещался старый масляный обогреватель, а левее его находилась дверь в кухню, которая имела те же примерно размеры, что и крохотный закуток с портативной плитой на лодке Габриеля. Некоторое время Жаклин провела на кухне, открывая и закрывая дверцы навесных шкафчиков.
— У меня на подхвате бодель. Будет помогать тебе по хозяйству и ходить по магазинам, — сказал Габриель.
Жаклин вышла из кухни.
— Ты не мог подыскать для меня жилье поприличней?
— Доминик Бонар — девушка из Парижа, которая приехала в Лондон искать работу. Сомневаюсь, что апартаменты в районе Мейфэр с тремя спальнями ей по карману.
— Ты, случайно, не там живешь?
— Не совсем.
— Побудь со мной еще несколько минут. Мысль, что мне придется остаться здесь в одиночестве, вгоняет меня в депрессию.
— Несколько минут побуду.
Жаклин налила воду в чайник, поставила его на плиту и зажгла конфорку. Габриель вынул из чемодана пакетики с чаем и коробку сухого молока. Она приготовила две чашки чаю и принесла в комнату. Он сидел на диване. Жаклин сняла туфли и села в кресло напротив, свернувшись клубочком и положив подбородок на колени.
— Когда начнем?
— Завтра вечером. Если не получится, повторим на следующий вечер.
Она закурила, запрокинула голову и выпустила к потолку струйку дыма. Потом посмотрела на Габриеля и, сощурив глаза, спросила:
— Помнишь ту ночь в Тунисе?
— Это какую же?
— Ночь операции.