— Разве ты не понимаешь, Джулиан, — прошептала она, — что я хочу заняться с тобой любовью?

Ответная его улыбка была полна сожаления.

— Этого я не стану делать, но покажу тебе кое-что из того, чего ты жаждешь… чего ты можешь ожидать.

— Но… — начала она.

Однако он пресек ее растерянность, наклонив голову и крепко поцеловав между грудей. Ребекка ахнула, мысли поплыли, хотя она и пыталась с этим бороться. Ей нужно было осознать и понять, о чем он говорит.

Но он уже распускал завязки ее сорочки и сдвигал мокрую ткань вниз, больше обнажая ее тело. Его губы последовали по этому пути, а затем язык нежно очертил контур ее груди. Сорочка задержалась на отвердевшем соске, а затем скользнула ниже, открывая грудь его взгляду и языку. Он осторожно лизнул один твердый кончик, потом другой, словно колебался между двумя сочными спелыми плодами и никак не мог выбрать. И каждое его движение отдавалось страстью в ее теле, заполняя его, как горячий шоколад… а вокруг струилась и ласкала вода.

«Но ведь он сказал, что не будет заниматься любовью», — подумала Ребекка, задыхаясь от блаженства, грозившего затопить ее мысли и разум. Он хотел подарить ей его, ничего не требуя взамен. Это было совсем не то, чего она ждала от мужчины.

Хотя это было самым трудным поступком в ее жизни, Ребекка положила руки ему на плечи и проговорила слабым голосом:

— Прекрати… — И потом с большей силой: — Прекрати!

Джулиан поднял голову.

— Не заставляй меня останавливаться. Только не сейчас, когда я ощутил вкус этого сладчайшего…

Она закрыла ему рот ладонью, уже содрогаясь.

— Джулиан, я не хочу этого… если ты не закончишь…

Он нахмурился. Лицо его было мокрым от речной воды, серые глаза вдруг стали непроницаемыми.

— Ребекка… — начал он.

— Что ты имел в виду, говоря, что покажешь мне, чего ждать? — требовательно поинтересовалась она.

— Но это ведь очевидно, — ответил он, вновь переводя взгляд на ее грудь.

Она снова подтянула сорочку вверх, хотя и с трудом, потому что мокрая ткань сопротивлялась. Он позволил ей сделать это. Вид у него был несколько растерянный.

— Нет, объясни мне, — настаивала она.

— Ребекка, у меня есть опыт, а у тебя нет. Тебе нужно больше знать о мире, в который ты намереваешься войти.

Она сузила глаза.

— Я, по-моему, нахожусь в том же мире, что и всегда.

Он выгнул бровь и сел на пятки прямо в воде.

— Неужели? Разве ты не понимаешь, что, позируя обнаженной, ты покинула пределы светского общества и перешла в мир, где все правила сломаны, где всякая сдержанность отброшена?

— Сдержанность?

— Как, по-твоему, станут относиться к тебе мужчины, когда ты полностью изменишь свою жизнь? Чего ты можешь ждать от них?

— Я…

— Я решил показать тебе, чего следует ждать, чтобы ты поняла, как далеко можешь зайти с мужчиной и где благоразумнее будет остановиться.

У нее внутри все как-то сжалось от растерянности. Она совершенно не могла представить, что будет так же вести себя с другими мужчинами, но сейчас речь шла не об этом.

— Ты решил? За меня? Что ты знаешь о моих выборах?

— Только то, что вижу, — спокойно ответил он, — и то, что ты мне объяснила.

Ее растерянность сменилась яростным гневом и болезненным стыдом, которого, впрочем, она не желала чувствовать.

— Не тебе решать, что мне нужно. Ты даже не знаешь, со сколькими мужчинами я уже была!

— Если бы это было правдой, ты не стремилась бы так нетерпеливо испытать то, чего раньше не испытывала.

— Но не с тобой! Я ночь за ночью спала рядом с твоим телом. Не у всех есть твоя сверхъестественная сдержанность.

— Я вряд ли обладаю сверхъестественными качествами. От меня потребовались все запасы моей выдержки, чтобы не дотронуться до тебя. Я и представить себе не мог, что это будет так трудно.

Он говорил это беззаботным тоном, но она почувствовала наигранность этой беззаботности. Она даже не могла торжествовать, что его планы на нее пошли не так, как он ожидал.

— Ты — человек, который не может жить моментом, — продолжала она. — Тебе на все нужен план. Как это я не догадалась, что и для меня у тебя готов план? Ты не позволишь мне быть равной тебе и иметь свою точку зрения на то, что касается моей жизни.

— Не позволить тебе иметь свою точку зрения на твою жизнь? — потрясенно вырвалось у него. — Я тот дурак, который позволил тебе продолжать это опасное путешествие только потому, что ты этого захотела. Какой еще независимости ты хочешь?

Конечно. Он был прав, но только в том, что касалось их путешествия.

— Ты распространяешь свой контроль на все, что можешь. В том числе считаешь, что опытнее меня. И думаешь, что не стоит со мной обращаться, как с реальной женщиной. Так, может, это ты боишься нарушить правила и границы, которые поставил себе, как человеку светскому? Тебе не нравится, что тогда ты станешь уязвимым. Ты всю жизнь держишь под контролем все… в том числе собственную семью. Неудивительно, что твои братья бунтуют!

Он напрягся.

— Что же, мной ты командовать не можешь! Я хочу заняться с тобой любовью. Что в этом плохого или неправильного?

— Ты — девственница, а я не лишаю девственности невинных девиц.

— Лишать девственности? Какие высокопарные выражения ты используешь. Может быть, они помогают тебе уходить от правды? Ты прячешься от реальности: от двух людей, которые хотят отдать себя друг другу… от возможности выдать свою уязвимость. Хотя не уверена, что у тебя она есть.

Он поднялся, такой высокий и внушительный. Вода стекала с него, очерчивая контуры его тела отраженным светом заходящего солнца. Мокрые кальсоны непристойно облепили ту часть его тела, которую она хотела вобрать в себя. Он выглядел более чем готовым к этому. Даже их жаркий спор, казалось, лишь сильнее возбудил его. Ребекка почувствовала сильнейший прилив вожделения, такой мощный, что все мышцы внутри судорожно сжались. Почему он отвергал то, чего они оба явно хотели? Все ради какого-то самоконтроля, которым он всю жизнь окружал себя?

Он наклонился к ней и погрозил ей пальцем.

— Возможно, это ты недостаточно честна с собой или со мной.

— Насколько честнее я могу быть? — возмутилась она и встала на ноги, не пропустив жаркого взгляда, скользнувшего по ее телу, прежде чем он вернул свой хваленый самоконтроль.

Сощурив глаза, он сказал:

— В твоем мире секс означает брак. Ты говоришь, что станешь жить по-другому, но, может быть, ты просто хочешь замуж за меня.

— Ты что, совсем меня не слушаешь? — вскричала Ребекка.