С этими словами рыцарь, занятый прилаживанием к своему доспеху копейного крюка, отвернулся от послушника и положил руку на седло.

– Робер-бек! Робер-бек!

Женщина, до того ожидавшая в сторонке, бежала к нему, сбрасывая на ходу капюшон. Это оказалась Хафиза.

– Вот тебе охранный талисман, – сказала она, протягивая де Мерлану ладанку на кожаном шнурке, – там кусочек Честного Креста Господня.

– Да ладно тебе, женщина, стычка выеденного яйца не стоит, – пробурчал Робер, но тем не менее наклонил голову.

Хафиза надела ему на шею ладанку и троекратно его перекрестила. Робер без посторонней помощи вскочил в седло, принял щит и копье и выехал на поле. Толпа неистовствовала.

Жак уже и не знал, что для них хуже – победа рыцаря или его поражение. Но он ясно понимал, что после безумной выходки принявшего вызов де Мерлана его шансы вернуться в Бургундию стали почти призрачны.

Как и в предыдущих схватках, противники заняли исходные позиции и по команде герольда начали сближаться.

На этот раз сшибка была короткой и очень эффектной. Копье сеньора Россиано скользнуло по щиту Робера и отскочило в сторону. В отличие от своего малоопытного соперника арденнский рыцарь точно рассчитал удар. А судя по восхищенным возгласам имперцев, наблюдающих за схваткой, не просто точно, а филигранно. Копье миновало щит и огромную гарду, вошло в узкий просвет между их краями и ударило папского племянника чуть ниже груди. От мощного удара его подбросило вверх не меньше чем на три фута. Конь Россиано, освобожденный от тяжелой ноши, обрадованно ринулся вперед, а сам благородный сеньор сделал большую дугу и, почти не изменив позу, которую занимал в седле, грохнулся оземь своим железным седалищем.

Несколько мгновений толпа безмолвствовала. Затем раздался первый, удивленно-ликующий голос, вслед за ним еще один, и вскоре приветственный хор перерос в мощный ликующий рев. Трибуны для простолюдинов были заполнены местными жителями и крестоносцами, живущими в Тире. Все они хорошо знали де Мерлана и искренне радовались тому, что призы завоевал не пришлый, а свой рыцарь.

Пока оруженосцы и кипперы ловили коня, собирали разлетевшееся по сторонам оружие и снаряжение и уносили глухо стонущего господина, Робер, не выпуская из рук копья, гарцевал перед трибунами.

– Меня вот так же в Палермо лет пять назад высадили, – раздался голос слева от Жака. Это обменивались между собой впечатлениями италийские рыцари. – После удара вся задница превратилась в сплошной синяк.

– Что ни говори, мастерский удар, – поддержал его собеседник. – Так красиво я бы, конечно, не справился, но, положа руку на сердце, этого римского фанфарона одолеть – что два пальца обмочить. Если бы не строжайший приказ его высочества герцога, мы бы ему еще в свалке показали, почем фунт перцу…

– Да, что ни говори, а арденнец этот – молодец. Спас, можно сказать, рыцарскую честь…

Фанфары снова загудели торжественно-вразнобой, и слуги герольдов начали выносить на поле призы. Рыцари, стоящие вокруг Жака, заметно оживились.

– Теперь этому рыжему коротышке не зазорно будет и в королевском батальоне в бой выходить, – с нескрываемой завистью произнес тот же сосед слева. – Да-а-а… Чтобы в бою такой трофей взять, нужно, по меньшей мере, богатого барона завалить.

Робер подъехал к трибуне, где сидели герцог, Ибелины и Витториа, поклонился и протянул копье. При этом охранники у всех троих инстинктивно подались вперед. Витториа, по-видимому, не обнаружив под рукой подходящего платка, сорвала с лица вуаль из тончайшего газа и повязала ее на наконечник. Под ликование толпы Робер возвратился к имперцам.

Пока де Мерлан под бурные поздравления возвращал хозяевам наскоро позаимствованные перед поединком доспехи, его удостоил посещением сам герольдмейстер. На удивление совсем не старый пикардец, носящий на плаще отличительные знаки своего привилегированного ордена, лично поздравил Робера "с победой и проследил за передачей ему призов. Всем своим видом выказывая ему уважение, он явно дал понять, что рыцарь своей победой доставил огромное удовольствие всем присутствующим нобилям обоих лагерей, за исключением разве что папского легата.

Не успели Жак, Робер и Николо разобрать вновь приобретенные предметы, как мрачные, словно рождественское небо над Левантом, оруженосцы побежденного Пьетро ди Россиано подвели к ним еще не расседланного боевого коня, к седлу которого был приторочен только что снятый с хозяина турнирный доспех.

– Хозяин спрашивает, – уныло произнес один из оруженосцев, потирая багровеющий под глазом кровоподтек, – не согласитесь ли вы принять отступные вместо трофея?

– За турнирный доспех – согласен, – ответил Робер, – а с конем пока погодим. Как его, кстати, зовут?

– Терроре, – с грустью ответил оруженосец, – конь лучших пьемонтских кровей. Только трусоват немного и до кобыл зело охоч…

– Ладно, разберемся, – пробурчал Робер, не скрывая Удовольствия. – Николо! Расседлать немедля и напоить!

Оруженосец кинулся исполнять приказание. Слуги сеньора Пьетро, с видом еще более удрученным, отправились к хозяину сообщать о результатах переговоров. Жак, провожая их глазами, поднял взгляд на трибуну и увидел, что место по левую руку от герцога, где только что сидела Витториа, теперь пустует. Сердце его тревожно забилось…

Вскоре караван, составленный из четырех груженых лошадей, во главе с Робером, восседающим на Бургиньоне, потянулся в сторону выезда с гипподрома.

* * *

У самого въезда в деревню маронитов их догнал одинокий всадник в тевтонском плаще. Жак узнал в нем того самого де Барна, благодаря которому остался жив в день прибытия Виттории в Тир. Этот визит мог обозначать только одно. Свободный виллан из Монтелье, ныне сержант братства святого Андрея Акрского, тяжело вздохнул.

– Сир Робер де Мерлан? – осведомился дорого, но не вычурно одетый молодой человек. Потертая рукоятка меча и видавшие виды ножны, выглядывавшие из-под плаща, говорили опытному глазу, что этот рыцарь носит оружие отнюдь не в качестве украшения.

– Ну, я, – произнес в ответ арденнский рыцарь, привычным жестом касаясь кончиками пальцев правого виска, словно приподнимая забрало.

– Меня попросили передать, монсир, что вас ожидает известная особа во дворце императорского бальи. Я буду сопровождать вас по ее просьбе, дабы караулы не делали вам помех.

Усы Робера безо всяких видимых усилий со стороны хозяина начали медленно вздыматься над верхней губой.

– Минутку, сир! – обратился он к посланцу. – Извините, я не запомнил ваше имя…

– Собрат госпиталя Святой Марии Тевтонской, шевалье де Барн, к вашим услугам! – склонив голову в приветственном поклоне, ответил тот. – Мы ведем родословную из Брабанта, а в Иерусалимском королевстве мне принадлежит рыцарский фьеф в окрестностях Хайфы. Эти земли в свое время не были захвачены Саладином, поэтому я, в отличие от множества пуленов, настоящий, а не титульный владетель.