– И кто их убивал? – задала она еще один вопрос.

Сэм оглядел кладбище на улице Конкистадоров, затем решительно вздохнул, поднял голову и рассказал им о своих приключениях на Айсберри-уэй.

– Я подумал, что это могли быть ребята, хулиганы, но теперь я полагаю, что мне попались те же существа, которые убили соседей Тессы в «Ков-Лодже», те же существа, которых она мельком разглядела через щель под дверью.

Он почувствовал, как Тесса содрогнулась от ужаса, задав вопрос:

– Но кто же они такие?

Гарри Талбот раздумывал. Наконец он решился:

– Они – «призраки».

Не включая сирен, с погашенными фарами на последнем участке пути Ломен Уоткинс подъехал к дому Майкла Пейзера в десять минут четвертого утра. Его сопровождали еще две машины с пятью полицейскими, все были вооружены. Ломен надеялся, что им придется применять оружие только для устрашения. Когда они в прошлый – и единственный – раз столкнулись с «одержимым» Джорданом Кумбсом (это случилось четвертого сентября), они не были готовы к схватке с освирепевшим существом, и им пришлось для защиты собственной жизни расстрелять его в упор. Шаддэку для исследований достался только труп. Он был вне себя – у него отняли шанс детально изучить психологию и физические функции одного из этих выродившихся маньяков. Пули с усыпляющим веществом в данном случае не возымели бы никакого действия, так как «одержимые» были людьми, прошедшими через обращение, а это предполагало полное изменение механизма обмена веществ. Организм не только мгновенно сам залечивал свои раны, но и мгновенно нейтрализовал и выводил из себя все токсины, к которым относились и усыпляющие препараты. Утихомирить «одержимого» можно было, только положив его под капельницу, но рассчитывать на такой вариант не приходилось.

Одноэтажное бунгало Майкла Пейзера имело два выхода – с западной и с восточной стороны, содержалось в прекрасном состоянии и было расположено на участке в полтора акра, на котором росло несколько высоких эвкалиптов, еще не потерявших своих листьев. Свет во всем доме был погашен.

Ломен послал двух человек наблюдать за окнами, расположенными в торцах здания. Еще один остался стеречь дверь парадного входа. Сам Уоткинс, взяв с собой двух оставшихся полицейских – Шолника и Пенниуорфа, обогнул дом и поднялся по ступенькам черного хода.

Ветер уже разогнал туман, видимость была хорошей. Но тот же ветер, воющий и стонущий в ветвях деревьев, создавал такой шум, что за ним нельзя было услышать никаких других звуков. Это могло помешать им, когда они будут отлавливать Пейзера.

Пенниуорф встал слева от двери, Шолник – справа. Оба они имели при себе полуавтоматические винтовки.

Ломен попробовал открыть дверь. Она не была заперта. Он распахнул ее и отступил назад.

Его помощники вошли в темную кухню друг за другом, с винтовками наготове. Они знали, что могут стрелять в Пейзера только в крайнем случае, но не собирались погибать ради того, чтобы доставить Шаддэку это существо живым и невредимым. Через мгновение один из них нащупал на стене выключатель.

После этого в кухню вошел Уоткинс. Он был вооружен револьвером. Пол был усеян пустыми кастрюлями, разбитыми тарелками, валялись открытые консервные банки, разорванные упаковки из-под томатного соуса, белели яичная скорлупа и крошки хлеба. Один из кухонных стульев был повален набок, остальные разломаны, видимо, ударами о стену, так как часть плитки со стен осыпалась и лежала на полу.

Через широкий проем была видна столовая с большим столом, окруженным стульями.

Слева, рядом с холодильником, была дверь. Барри Шолник осторожно приоткрыл ее. На полках по сторонам узкого прохода стояли банки с консервами. Из прохода ступеньки вели вниз, в подвал.

– Подвал проверим позже, – негромко скомандовал Ломен, – сначала обойдем весь дом.

Шолник, стараясь не шуметь, поднял с пола стул и продел одну из ножек в ручку двери, ведущей в подвал. Теперь никто не смог бы оттуда выбраться, пока они будут осматривать дом.

Они постояли на пороге столовой, прислушиваясь.

Снаружи завывал ветер. Где-то в доме хлопало окно. Сверху доносился скрип, на крыше плохо закрепленная деревянная кровельная дранка хлопала при каждом порыве ветра.

Полицейские поглядывали на Ломена, ожидая приказаний. Пенниуорфу было двадцать пять лет, но он выглядел на восемнадцать. Его молодое лицо было таким свежим и простодушным, что он напоминал скорее не полицейского, а разносчика религиозных брошюр. Шолник был на десять лет старше своего товарища и имел гораздо более грозный вид.

Ломен знаком показал, куда идти.

Они вошли в столовую и включили свет. В комнате никого не было, поэтому они двинулись дальше – в гостиную.

Пенниуорф щелкнул выключателем, и зажглась бронзовая люстра – единственный предмет в комнате, который не был разбит. Обивка на диване и на стульях была изорвана в клочья, по всей комнате валялись обрывки поролона, словно куски ядовитого гриба. Книги были сметены с полок и разодраны. Керамическая ваза, несколько стеклянных украшений и кофейный столик из стекла были разбиты вдребезги. Кто-то оторвал дверцы от подставки под телевизором и нанес сокрушительный удар по его экрану. Здесь вовсю разгулялась чья-то слепая ярость и дикая сила. В комнате стоял сильный запах мочи… и чего-то еще менее противного и менее знакомого. Вероятно, это был запах существа, устроившего этот разгром. Пахло потом и еще чем-то, от чего Уоткинса начало мутить и к сердцу подобрался безотчетный страх.

Слева был проход, ведущий к спальням и ванным комнатам. Ломен на всякий случай держал его под прицелом.

Двое помощников Ломена вышли в коридор. В правой стене помещался встроенный шкаф. Шолник встал напротив двери шкафа с ружьем наготове. Пенниуорф, стоящий сбоку, резко открыл дверь. В шкафу была только одежда.

Пока они выполнили самую легкую часть своей работы. Теперь им предстояло осмотреть коридор, в который выходили три двери; одна из них была наполовину распахнута, а две остальные слегка приоткрыты. Свет нигде не горел. Развернуться в узком коридоре было очень трудно, зато у того, кто мог затаиться в темноте, были прекрасные возможности для нападения из-за угла. Гудел ветер. Сквозь шум дождя доносилась его мрачная, на низкой ноте, мелодия.

Ломен никогда не был командиром, который посылает своих подчиненных на опасное задание, а сам отсиживается в безопасном месте. И хотя он избавился после обращения от чувства гордости, самоуважения, долга, так же как и от многих других чувств, у него еще сохранились привычки, связанные с долгом, даже скорее не привычки, а инстинкты, и сейчас он действовал так же, как и в начале своей карьеры. Он первым шагнул в коридор, в который выходили две двери с левой стороны и одна с правой. Быстро и бесшумно он приблизился к дальней двери с левой стороны – к той, которая была наполовину открыта; он толкнул ее вовнутрь и, до того момента, когда дверь, ударившись о стену, снова закрылась, успел заметить, что в ванной комнате никто не прячется.