Схватка продлилась недолго, всего несколько незаметных минут. Демоны пали, но стена огня заставила воинов отступать. С хрустким чавканьем пламя поглощало скверну, слизывало с лица Невендаара испорченные растения. В ненасытном огне исчезли перерожденные животные. Вековые дубы, сплошь покрытые черными склизкими наростами, вспыхивали, словно свечные фитильки. Пламя быстро перебиралось на кору, чтобы, искрясь, добраться до ветвей и зажечь жалкие остатки сухих листьев, когда-то давно образовавших густые, пышные кроны.

– Ты как? – Бигдиш подхватил Лукая, заставляя его подняться на ноги. Стаффорд подставил плечо с другой стороны, помогая.

– Нормально. Жить буду! – прошипел Лукай сквозь сжатые зубы. Его рубаха пропиталась кровью, и сквозь прорехи виднелась располосованная грудь. Рана с разошедшимися краями казалась черной.

– Давай я помогу! – подскочил Лариэлл, протягивая руку.

– Не подходи ко мне, щенок! – прорычал Лукай и охнул от боли.

Стаффорд только головой покачал, прибавляя ходу, но каждый шаг давался мечнику с трудом. Он не орал лишь потому, что не посмел расцепить сжатых зубов. Неожиданно мечник обмяк в руках друзей, провалившись в беспамятство.

– Я помогу, – настойчиво повторил мальчик. На черном, вымазанном копотью лице вызывающе блеснули глаза. Он буквально загородил собой проход, заставляя Стаффорда и Бигдиша остановиться.

– Лариэлл, не время! – рявкнул Стаффорд.

– Иначе он не дойдет! – Грязная ладонь Лариэлла прижалась ко лбу мечника.

В следующую секунду Лукай заморгал и пришел в себя. Взгляд стал осмысленным, жестким. Воины смотрели на мальчика с изумлением. Тот только прижал палец к губам, призывая их к молчанию. Лариэлл резко развернулся и бросился вслед за остальными, спасаясь от пожара.

– Кто… этот… мальчик?.. – пробормотал с расстановкой ошарашенный Бигдиш.

– Да и мальчик ли это? – воскликнул Стаффорд, и от его слов всем стало жутко.

За их спинами бушевал пожар. Нести Лукая с каждой минутой становилось все труднее, он явно страдал от невыносимой боли. И как раз в тот момент, когда жизнь показалась им настоящим бетрезеновым адом, сверху вдруг посыпались первые тяжелые капли дождя, холодные и освежающие.

В одно мгновение, словно кто-то разрушил в небесах невидимую плотину, сверху потоком хлынул неправдоподобно сильный дождь. В первые минуты ливня вода, не в силах справиться с огнем, громко шипела, испаряясь. Воздух наполнился смесью дыма и пара, ядовитый серый туман начал стелиться по земле. Однако благословенные струи тушили пламя, призванное стать очистительным, но превратившееся в страшное стихийное бедствие. Медленно, словно нехотя, умирали языки огня. Деревья вокруг выжженного пространства поникли, вокруг них в беспорядке лежали отвалившиеся наросты, похожие на черные камни. Трава потемнела, кусты превратились в обглоданные огнем острые колья и шипы. На месте битвы осталось огромная черная проплешина. Эльфийский лес у развилки дорог между Корбаком и Элааном скорбно застыл под рыдающим серым небом. Но вскоре подул ветер. Безбрежное желто-красное море деревьев пошло волнами, засыпая листвой черную, дымящуюся землю.

Избавившись от скверны, лес вздохнул с облегчением. И капитан Ламберт, прославленный имперский рыцарь, вздохнул с облечением, когда весь его отряд наконец благополучно воссоединился. Ведь только все вместе они представляли собой непобедимую силу. Бигдиш тоже вздохнул с облегчением, когда суетливый лекарь Герон успокоил его, сообщив, что Лукай наверняка выживет. И очень странно, что выживет! Такие смертельные раны не излечиваются! Тот явно не обошлось без магического вмешательства!

– У кого это здесь скрытые магические способности? – проворчал лекарь, почему-то с осуждением уставившись на Стаффорда: рыцарь сделал оскорбленное лицо и, недовольно покачав головой, быстренько ретировался.

Лариэлл вздохнул с облегчением, когда, свернувшись в зарослях трясущимся от слабости жалким комочком, жадно отхлебнул из почти опустевшей фляги. Его убивала скверна.

Всего в трех часах езды от Элаана разбил походный лагерь отряд капитана Ламберта. На поляне, окруженной застывшим в осеннем наряде лесом, возникли походные шатры. От сильного ветра по их серым холщовым бокам гуляли волны и трепетали имперские стяги, воткнутые в землю по обеим сторонам от входов. В воздухе кружили мелкие осиновые листья, и казалось, будто на застеленную разноцветным ковром землю падает желтый снег. Клубился дым костров, на таганках грелась вода для умывания.

Еще до восхода солнца Фив и Бигдиш отправились к жемчужине эльфийских городов – Элаану, чтобы проверить обстановку. День уже перевалил за середину, все стремительнее приближаясь к вечеру, но смелые воины еще не вернулись. Над лагерем нависало беспокойство и тяжкое ожидание, когда любая новость сошла бы за радость, делало выдубленные ветрами лица воинов угрюмыми. Чувствуя настроение людей, даже походные псы, обычно заливавшиеся звонким лаем по поводу и без оного, примолкли, только поскуливали да прятались под покрытыми кожухами подводами. То и дело воины на тренировочной площадке оглядывались на то место, где за густыми зарослями много часов назад скрылись лазутчики.

Неспокойно было и на душе Лукая, бесцельно бродившего по лагерю. Из-за только-только поджившей раны на туго перебинтованной груди тренироваться он не мог. Ему оставалось только глазеть на сходившихся в лихой схватке рыцарей, вместо настоящего оружия размахивавших деревянными шестами.

Лукай встал в круг воинов, следивших за Стаффордом и Ольвэ. Зрители при появлении мечника как-то странно смешались, замяв какой-то, без сомнения, веселый разговор. Ольвэ и Стаффорд кружили с насмешливыми полуулыбками на устах, делая в сторону друг друга обманные выпады. Их движения со стороны могли показаться легкими, а схватка лишь пустой игрой, но взмокшие на спине и под мышками рубахи словно говорили, что воины бились в полную силу, не давая себе поблажек. Да и какие поблажки могут быть во время боя, если перед тобой будет стоять не готовый подставить плечо друг, а ненавистный враг?

– Эй, Лукай, – наконец, не выдержав, оглянулся на мечника один из пехотинцев, прибывший со второй частью отряда, высокий воин, лицо которого рассекали три кривых, неровно заживших шрама, оставленных «разящими клыками» Проклятого. Пехотинец осклабился, продемонстрировав щербатые зубы.

– Говорят, парнишка Лариэлл положил тебя на две лопатки, да еще в ручье окунул?

Воины разразились громовым хохотом, больше не стесняясь. Лукай как-то сразу понял, что до его прихода обсуждалась памятная схватка между ним и Лариэллом. Даже у Стаффорда, ловко отбившего удар Ольвэ, по губам скользнула насмешливая улыбка при одном воспоминании о глупом выражении на лице мечника, кувыркнувшегося в воду.

Лариэлл, стоявший в сторонке от воинов, нервно переминался с ноги на ногу. На щеках у него вспыхнули красные пятна, и он сильно сконфузился под свирепым взором мечника. Лукай понимал в душе, что напрасно злится, да ничего не мог с собой поделать. Мальчишка вызывал у него чувство брезгливости, как любой предатель. Мечник был уверен, что именно парнишка является виновником большинства несчастий, произошедших с отрядом. Сейчас всего и не перечтешь: и пропадавшие послания Ламберта, и засады инквизиции, и подмененная карта, из-за которой отряд отклонился от безопасного маршрута, показанного эльфийским мальчиком-воином Арамилом. Но тяжелее всего Лукаю было признать, что именно мальчишка скорее всего мог заключить договор с Мортис, из-за которого на отряд нападала нежить! Может статься, Лариэлл продал свое тело безумной богине Мортис и теперь старается изо всех сил, чтобы закончить страшную миссию и помешать Ламберту в поисках Небесной Посланницы? Такая возможность казалась настолько реальной, что в душе мечника вспыхивал гнев. Ведь мальчик со стороны выглядел настоящим святошей!