– Ну да. Это только мы с тобой мечтаем о зловонных пещерах, лабораториях с трупами и стенах Академии с особо «одарёнными» студентами. Да и преподавателями не менее одарёнными…

– Эй! – Тэми толкнула его в бок.

– Да ладно тебе, даже я слышал, как профессор Ма’Хитэ целый курс вывез на раскопки, и только спустя полдня понял, что ошибся руинами.

– Ой, с этого даже спросить нечего, – усмехнулась Тэми, – но стоит отметить его находчивость – студенты до последнего не понимали, как он прокололся!

– Это лишь оттягивало неизбежное, – Такута в последний раз отхлебнул из фляги и передал её Тэми.

На несколько минут в библиотеке воцарилась тишина. Тэми неподвижно сидела, запустив руку в волосы Такуты и рассматривала непостижимо высокие своды потолка. Свет массивных люстр поигрывал на старых витражах окон на самом верху. Такута же прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной, и вскоре снова услышал мягкий голос Тэми.

– Как она? Я же знаю, что ты даже сейчас о ней думаешь, – отметила женщина.

– Поправляется, – Такута улыбнулся её проницательности, – всё прошло лучше, чем я думал. Конечно, повязки не особо жалует, но хоть недолго они всё же держатся.

– Рада слышать, Такута. И рада, что всё получается. Ты был прав, когда всё это затеял. Я тебя, идиот, конечно, до сих пор ненавижу за наши с Сэмом седые волосы и десятки часов над книгами…

– Эй, вас же никто не заставлял! Ну… тебя, во всяком случае, точно.

– А меня и не надо заставлять! Я спешу на помощь во благо науки, а потом упрекаю в этом тех, кто меня об этом не просил.

– А ты хороша, – сыронизировал Такута.

– Так что ты планируешь делать дальше?

– Мне всё не даёт покоя одна вещь… Почему она всё-таки подпустила меня к ране?

– Может, привыкла?

– Нет, там было что-то другое. Когда она оставила эту царапину, – он приложил руку к плечу, всё ещё слегка ноющему на месте почти зажившего шрама, – она будто бы поняла, что я ей сказал.

– Ты же не думаешь, что она вдруг научилась различать речь?

– Нет, конечно, – нахмурился Такута, – тут что-то другое. Такое чувство, что это эмпатия другого уровня. Что-то наподобие моего случая…

– Не знаю, Такута, – вздохнула Тэми, – нам таких вещей не понять. По крайней мере сейчас.

– Да я и сам не знаю, – тоскливо ответил он, – мне ли вообще рассуждать об эмпатии…

– О да, уж точно не тебе, – Тэми посмотрела на него с шутливым укором.

– Может, стоило бы сначала исследовать свои социальные проблемы прежде, чем разбираться в чужих?

– Нет, ты в этом плане абсолютно безнадёжен.

Тэми по-доброму рассмеялась, после чего Такута поднял на неё взгляд и с улыбкой взял её за руку, уже не боясь, что перчатки его не защитят.

Сэму в последний месяц приходилось действительно много работать. Вслед за дождливым октябрём пришёл холодный ноябрь, когда вечерами изо рта начинал идти пар. Тейна Такута словно выпал из жизни, пропадая целыми ночами в логове Рэйры и, словно зомби, появлялся в лаборатории только днём. Но обычно он был настолько вымотан, что был совершенно неспособен соображать. Сначала это пугало Сэми – он не привык работать без надзора старшего коллеги. Но в какой-то момент он почувствовал, как частое отсутствие наставника постепенно сделало своё дело: с вещами, за которые он раньше боялся браться, сейчас он легко справлялся и в одиночку.

– Проклятье, Сэм, где ты пропадаешь? – лидер Сопротивления Джио посмотрел на него с укором.

– Только закончил работу и сразу пришёл, – виновато улыбнулся Сэм.

– Забавно, когда система отвлекает тебя от борьбы с этой же системой, – буркнул Кокари, который всегда относился к делу Сопротивления излишне максималистично и скорее проявлял необоснованный нонконформизм, чем осознанное желание что-то изменить.

– Не думаю, что работа тейна матэ поддерживает систему, – одёрнул его рыжий Мао, с которым Сэм очень сблизился в последние месяцы.

– Ну да, – поддержал его Сэм, – смерть вне системы.

– Ну-ну, – насупился радикальный революционер.

– Так, вернёмся к повестке дня, – воодушевлённо продолжил Джио, – Сэми, ты не поверишь, что мы придумали!

– Очередной гениальный план? – Сэм с улыбкой склонился над столом, откинув со лба непослушную чёлку.

– Более чем. Я много думал и пришёл к выводу, что точечные диверсии в адрес гвардии и придворных достаточно бесполезны.

– Это ещё почему?

– Потому что это хорошо отлаженный механизм. Там, где одна шестерёнка выходит из строя, появляется новая. Мы сражаемся с очагами заболевания, скрывая его от глаз окружающих, вместо того, чтобы их же руками излечить его навсегда. Но что, если выпустить чуму из коробки?

– Что ты имеешь ввиду? – нахмурился Сэм.

– Наши агитационные мероприятия не слишком-то имели успех в прошлом, ты знаешь. И я понимаю, почему – громкие слова мало кого могут убедить. Поэтому… мы им покажем. Покажем, кому они верят, и насколько их вера слепа.

Сэм внимательно смотрел на Джио, ожидая продолжения его речи.

– Есть ли в пределах Мары угроза, нависающая над всеми одинаково, перед которой любой из нас бессилен? – Джио заговорщицки посмотрел на присутствующих.

– Думаю, это очевидно, – ответил ему Мао.

– А что, если эта угроза вдруг наконец-то сделает свой ход? Кто сможет защитить город? И сможет ли кто-то?

– Ты чего, совсем тронулся? – Сэм вскинул бровь.

– Да ты послушай, Сэм, – восторженно затараторил Джио, – только представь – исследования твоего учителя и наше проворство могут помочь нам выманить монстра из его логова! После такой заварушки люди точно убедятся в том, что гвардия – лишь кучка бесполезных уродов, гребущих золото ни за что! А там, где гвардия, там и двор. Вонзишь отравленную иглу в правильную вену, и яд дойдёт до сердца за считанные часы…

– Во-первых, исследования моего учителя строго конфиденциальны, – Сэм бросил уничтожающий взгляд на Кани, которая была самой очевидной утечкой информации, – а во-вторых, ты ещё более сумасшедший, чем я думал. Даже если ты придумаешь какой-то гениальный план, до которого почему-то даже Охотники не додумались за десять лет, и Рэйра не поубивает нас на месте, то представь, сколько людей погибнет!

– Погибнут те, кто выйдет сражаться, – вновь вступил в разговор радикальный Кокари, – выйдет гвардия – докажет свою бесполезность. Выйдут люди… их смерть станет ещё более мощным ударом по репутации власти.

Слова соратников звучали весьма убедительно, и глупо было бы отрицать, что они имели смысл. Сэм не был настолько убеждённым гуманистом, чтобы сразу отбросить вариант дискредитации власти с помощью некоторого количества жертв, если это действительно поможет. Но сейчас его больше всего пугало не это. Он слишком хорошо видел, как горят глаза Такуты, даже когда он обессиленный возвращается под утро и замертво падает на кровать или засыпает прямо за столом. Он тратил все свои силы на то, чтобы познать это существо, а в последние недели ещё и чтобы спасти ему жизнь. Сэм до сих пор не до конца понимал такого неудержимого альтруизма, но Такута всегда был в его глазах человеком, который точно чего-то стоит. Который может увидеть проблеск невероятного там, где все остальные даже не подумают искать. И, выдай Сэм его исследования, он разрушил бы всё то, что они так долго строили. В то же время перед ним стояли его верные друзья – люди, которые всю жизнь прозябали в нищете и угнетении, и которые приняли его как равного, несмотря на то, что ему в жизни досталось куда больше привилегий. Люди, которые, как и он, не понаслышке знали о бедах этого города (да и всего королевства), видевшие бездействие там, где отчаянно нуждались в помощи, алчность до золота там, где людям не хватало на хлеб. Они росли на старинных легендах о Двенадцати, недвусмысленно завещавших править справедливо, не возлагая небосвод на лишь один из столпов и не создавая всемогущества ни для одного из смертных. И уважая их бесконечный путь равенства и взаимопомощи, по которому они следовали до последнего.