Оставив Самину Лэмфорд позади, Джессая вернулась в командный пункт, а вернее в то, что от него осталось. На месте главного управления большей частью систем Риндерона теперь была огромная дыра в здании, словно кто-то вырвал кусок пространства, а на самом краю появившейся дыры стоял Утрен, скрестив руки за спиной.

— Убила её?

— Нет, — пожала она плечами в ответ. — Эта сучка оказалась сильнее, чем я думала, но так даже интереснее. Но я смогла попробовать её кровь, так что её судьба уже предрешена.

Утрен кивнул.

— А ты, я смотрю, не сдерживался, — хмыкнула дочь, разглядывая несколько валяющихся неподалеку разорванных на куски трупов.

— Не люблю тараканов, — сухо ответил Утрен. — Они забывают, кто здесь хозяин, и время от времени стоит об этом напоминать.

— В этом ты прав. Как думаешь, как скоро ОН придет?

— Если не хочет, чтобы мы поломали все его игрушки, то скоро, — улыбнулся Утрен. — Очень скоро.

— Не ожидала от тебя такого милосердия, — с задумчивым видом произнесла Ламат’Хашу, смотря, как Тристи дор-Хэйви поднимает пожилую мать и отводит её в сторону. Во взгляде молодой фурии было много эмоций, но в конечном итоге все они превращались лишь в одну — обреченность. И Тристи, и Джасмаэль стали Тусклыми, их дни сочтены. А учитывая, как именно они обе их проведут, едва ли сам Теон мог назвать это милосердием.

— Ожидала, что я их убью?

— Вроде того.

— Я не хочу превращаться в кого-то вроде тебя или Таргарона, — прямо сказал он богине. — Мне нужно быть лучше, даже если это может показаться слабостью. Ведь если я не смогу быть лучше, то и изменить ничего не смогу.

Он ожидал, что богиня рассмеется, но увидел в её взгляде понимание.

— Во времена, когда вокруг лишь тьма, миру нужен свет. Я понимаю, но к сожалению, сама уже не могу следовать этим путем. Один неверный шаг порождает десятки новых, и вот ты понимаешь, что сам стал чудовищем, с которым, как ты думал, всю жизнь боролся. Я лишь надеюсь, что у тебя хватит сил и выдержки, чтобы пройти этим путем, ведь с него так легко сбиться.

Теон бросил короткий взгляд на Тристи и Джасмаэль и лишний раз убедился, что поступил правильно. Бог Перемен должен давать людям возможность измениться.

— Ну и что теперь? — осторожно спросил Зарим. — Что ты собрался делать с этим местом?

— Я его разрушу, как и говорил. Нельзя позволить Таргарону заполучить Трон Костей, а следовательно придется забрать эту силу себе.

Теон осекся, потому что нечто происходящее в другом месте привлекло его внимание. Самина была ранена, несерьезно, но он никак не мог это проигнорировать. Ещё несколько минут назад все было спокойно, и тут внезапно битва. Он сосредоточился на своей возлюбленной и замер, увидев, с кем именно сражается фурия.

— Джессая… — Теон крепко сжал зубы, ощущая всколыхнувшуюся в душе ярость. Происходило то, чего Владетель опасался больше всего — Таргарон выставил против него тех, с кем Теон больше не хотел встречаться. И раз он вернул в этот мир Джессаю, то скорее всего где-то совсем рядом скрывается и её отец.

Но в этом открытии была и интересная деталь. Цепь. Точно такая же, как те, что тянулись к Самине и прочим фуриям, тянулась и к этой женщине. Выходит, Призраки, которые используют дар, тоже связаны с Троном Костей.

Идея попытаться воздействовать на Джессаю через эту связь была рискованной, но если бы у Теона получилось, он мог бы воспользоваться этой силой, чтобы нейтрализовать всех Призраков-фурий.

Просто уничтожишь это место… Не делай того, к чему не готов.

Потенциальная выгода от возможности нанести серьезный урон Таргарону превысила доводы разума. К тому моменту, когда Теон уже сделал свой выбор, схватка Самины и Джессаи закончилась. К счастью, ни победителя, ни проигравшего в ней не было, Самина просто вынудила фурию отступить.

Сделав глубокий вдох и собравшись с духом, Теон сконцентрировался на “цепи” и схватил её. Тотчас по соединяющим Трон и Джессаю каналу прошлась волна энергии, направленная в сторону фурии. Теон осторожно натянул “цепь”, собираясь впустить по ней волну света гораздо более сильную, чем он давал своим фуриям. Такая сила должна была буквально выжечь Джессаю изнутри.

Но стоило ему это сделать, как Джессая внезапно подняла голову и посмотрела словно на Теона. От этого взгляда и улыбки, что растянулась на её губах, Теон похолодел. Он ошибся. Оказался слишком самонадеян. Не стоило этого делать, не стоило укреплять связь с Призраком.

Бог отпрянул, попытавшись разорвать укрепившуюся связь, но в этот раз не позволила сама Джессая. Она продолжала смотреть прямо на Теона, а затем протянула руку и ухватила “цепь”. Теон приложил все возможные силы, чтобы разорвать эту связь, но даже использование Света ничего не дало. Внезапно пришло осознание, что они на равных, он и Джессая, вернее то существо, частью которого она была. Они оба могли использовать Свет, проходящий по цепи, себе во благо.

Физический образ женщины поплыл, превратившись в одно сплошное черное пятно, из которого полезли “люди”. Сотни бесформенных человеческих тел, сотканных из чистейшей тьмы, и вся эта людская масса хватала и тянула цепь, забираясь всё выше и выше.

Все это происходило где-то на уровне энергий, и на самом деле ни рук, ни цепей не было, это всего лишь ментальная визуализация происходящего.

Теон не понимал, что происходит, и как это остановить, но явственно осознавал, что должен что-то сделать, пока не произошло что-то непоправимое. Сотни, а может даже тысячи рук хватали цепь, ползя по ней вверх, а Теон раз за разом пытался их уничтожить. Под воздействием Света некоторые руки сгорали, но на смену приходили всё новые и новые. Но самое проблемное было то, что даже разрубить цепь Теону было не под силу.

Ещё никогда в жизни бог не ощущал себя таким беспомощным. Несмотря на все его текущие силы, он совершенно ничего не мог поделать. Тьма все поднималась и поднималась, и уже потянулась к самому богу.

Теону пришлось решать: бороться или отступить. И к сожалению, выбор оказался очевидным. Он вскочил с Трона Костей и отступил, ощущая подкатившую тошноту от такой близости ко Тьме. И он жил с чем-то подобным в течении семи сотен лет?! Да находясь сейчас рядом с этим… существом, он ощущал, как выворачивается на изнанку все его естество.

— Что случилось?! — воскликнул Зарим, и в этот момент храм задрожал. Кости, из которых он состоял, словно задребезжали, и этот звук отдаленно напоминал какую-то заупокойную песнь, от которой кровь стыла в жилах.

Трон стало заполнять что-то бесформенное и черное, формирующее вокруг него что-то странное, отдаленно похожее на огромные песчаные часы, но на этом всё не закончилось. Напротив, все-только начиналось.

Храм задрожал ещё сильнее, настолько, что Зарим не смог устоять на ногах и рухнул на пол, а Ламат’Хашу вцепилась обеими руками в выступающую из стены кость, держащую один из освещающих храм факелов.