– Ты не слышал ни слова из того, что я сказал, – громыхнул у него над ухом Джо, стукнув пустой кружкой по столу.

– Извини. – Керри рассеянно пригубил пиво.

– У тебя есть две возможности, братишка. Либо покончить с этим – то есть покончить с Эрин…

Джо вопросительно посмотрел на Керри.

– Либо?

– Либо что-то предпринять. Потому что сейчас у тебя вид жалкого неудачника. – Он встал из-за стола. – Думаю, мне пора. Даже терпению Бекс есть пределы. Ты идешь?

Керри побарабанил пальцами по столу, поджал губы и принял решение.

– Иди домой, Джо. А я последую твоему совету и попытаюсь что-то предпринять. – Он достал из кармана телефон. – Мне надо кое-что уладить.

– Отлично. Рад, что послушал моего совета. Только без глупостей, ладно?

Керри шутливо отдал ему честь.

– Есть, сэр.

Меню выглядело безупречно: конечно, это был дорогой ресторан, один из лучших. Эд ни за что не повел бы меня в какое-нибудь посредственное заведение. Естественно, блюда тоже соответствовали самым высоким стандартам, хотя, если бы мне подсунули лист картона, я бы не заметила разницы. Мои вкусовые рецепторы словно отключились, и каждый кусок застревал в горле.

Эд был очень внимателен. Даже чересчур. Но сколько бы мы ни играли в чуткость и деликатность, между нами оставалось напряжение.

Разговор, которого мы весь вечер инстинктивно избегали, в результате остался на десерт. Я ковыряла ложкой чизкейк, который раньше мне всегда нравился, но теперь казался таким же безвкусным, как и все остальное.

– Уверен, с твоим отцом будет все в порядке, – заявил Эд, решив, что я плохо ем, потому что беспокоюсь за отца. – Врачи знают, что делают. Он в надежных руках.

Это были пустые слова, но я кивнула и выразила благодарность.

– То же самое мы говорим маме, – добавила я, умолчав про собственные чувства.

Правда заключалась в том, что была некая «мертвая зона», которая мешала мне чувствовать по-настоящему. После каждого визита к папе ее границы постепенно размывались, и внутри начинало что-то шевелиться. Сначала мне казалось, что это касается только мамы, но сегодня, в больничной палате, я впервые осознала, что во мне проснулось сочувствие к отцу. Я словно только сейчас поняла, как серьезно его положение и как тонка грань, отделявшая жизнь от смерти. Откуда-то из глубины во мне стали подниматься давно забытые чувства – симпатии и любви. В последний раз что-то подобное я переживала в школе. Я так отвыкла испытывать эти чувства, что теперь не знала, что мне с ними делать.

Эд потянул руку ко мне через столик.

– Помни, если тебе понадобится помощь, я всегда рядом.

Я подняла голову, и наши взгляды встретились. Его глаза были непроницаемы, как сталь. Я не понимала, что они выражают. И никогда не могла понять. Мне казалось, я знаю Эда. Я думала, что он меня любит. Но кто знает, не была ли его любовь просто желанием меня спасти? Один раз он уже вытащил меня со дна. Может, он и теперь хочет сделать то же самое? Да и что он спасал на самом деле – меня или свое эго?

Я убрала руку.

– Спасибо. – Я не знала, что еще сказать.

– Насчет той недели, когда мы поссорились, – снова заговорил Эд. – Я тогда зря вспылил. По правде говоря, меня просто убили твои слова. Я не понимал, как тяжело тебе приходится, каким грузом на тебя все это легло. Но я все равно решил, что тебе надо дать немного времени.

– Вообще-то, я говорила вполне серьезно.

– Да, разумеется, – кивнул Эд. Он снисходительно улыбнулся. – Но теперь, когда ты все обдумала, мы можем снова вернуться к этому вопросу. Как насчет того, чтобы возобновить наши отношения? Подумай и насчет работы. Я могу взять тебя обратно.

Мне не верилось, что он может говорить со мной в таком тоне.

– Послушай, я же не ребенок. И в своем уме. Я могу еще раз подтвердить все, что тогда сказала.

– Все?

На его лице появилось хорошо знакомое мне терпеливое выражение. Оно означало, что ему только что сказали абсолютную чепуху.

Я положила ложку, отодвинула блюдце с пирожным и взялась за ножку бокала. Я подумала о Керри и о том, что он значил для меня. Или мог значить. Как можно сравнить это с тем, что было у меня с Эдом?

– Да, все, – ответила я. – Извини, Эд.

– Брось, Эрин, ты не можешь говорить это серьезно. – Эд тоже оттолкнул свою тарелку. Он долил в бокал остатки вина. – Ты действительно думаешь, что тебе лучше сидеть в этой дыре вместе с местными тупицами? Это правда?

Я сразу ощетинилась.

– Да, правда, – отрезала я. Потом добавила, наклонившись ближе: – Что бы ты ни говорил, мне тут нравится. Здесь настоящая жизнь. Моя семья. Люди, которых я люблю. Здесь мое сердце.

Я откинулась назад, ошеломленная собственными словами. Наверное, они удивили меня не меньше, чем моего собеседника. Я выпалила их не думая, но они абсолютно точно выражали мои чувства. Мне хотелось защитить мою семью, мою землю и моих любимых от высокомерного сноба из Лондона, который умел измерять счастье только цифрами на чеке.

Эд долго изучал дно своего бокала, зажав его между пальцами. Потом он поставил его на стол.

– Что ж, значит, я в тебе ошибся, – вздохнул он. Подозвав официанта, он заказал два кофе. – Надеюсь, после ужина ты по-прежнему пьешь кофе? Или предпочитаешь ирландский чай?

Я не удостоила ответа этот низкий выпад. Улыбнувшись официанту, я сказала, что меня устроит кофе, и встала из-за стола.

– Мне нужно в туалет.

Я хотела сделать передышку, чтобы погасить назревавшую ссору. А заодно утрясти мысли, которые бомбардировали меня быстрее, чем я успевала с ними разобраться.

В женской уборной слышалась приглушенная музыка из зала. Я остановилась, глядя на себя в зеркало. Минуту назад я открыла в себе то, чего, как мне казалось, никогда во мне не было или давно перестало существовать. Любовь к своей семье, во всех ее видах и формах. Иногда одна любовь может быть больше, чем другая, а иногда одна и та же любовь может по разным причинам расти или угасать. Но сейчас у меня не было сомнений – любовь здесь, во мне. Чем больше я это сознавала, тем больше она проникала внутрь меня. Я поняла, что любовь не приносит боль. Причина боли не в том, что ты любишь, а в том, что тебя отвергают. Или оставляют. Или предают. Вот от чего больно. А не от любви.

И тут на меня обрушилась мысль о Ройшн, одним ударом выбив все остальные чувства. Ройшн может сокрушить мою семью, разбить ее на мелкие кусочки и рассыпать осколки по всему городу. Я не должна это допустить. Фиона не знала Ройшн так хорошо, как я. Я прекрасно понимала, на что она способна. Она хочет уничтожить нашу семью. И у меня было скверное предчувствие, что сейчас ей это по силам. Во мне вспыхнуло что-то похожее на инстинкт самосохранения. Если я люблю свою семью, то обязана встать на ее защиту. Любить – значит защищать.