Мне нравятся конструктивистские станции первой очереди — «Парк культуры» «Кропоткинская», «Сокольники», «Красные ворота», «Комсомольская» с панно Лансере. А мозаики и плафоны Дейнеки!

— А из более новых?

— «Авиамоторная» выглядит стильно. «Славянский бульвар» сделан под «модерн», очень талантливо. Станция «Достоевская» чудо как хороша! Так и ждешь, что вот-вот из-за колонны выйдет Раскольников… с топором. Мне, кстати, нравятся и наземные здания многих станций. Они похожи на храмы тайного подземного божества. Особенность столичной подземки в том, что из чисто функциональной транспортной сети она превратилась в своего рода музей истории архитектуры, ведь в оформлении наших станций можно найти древнеегипетские, зороастрийские, античные, древнерусские мотивы, мощное наследие готики, возрождения, классицизма, ар-деко, конструктивизма, авангарда… А «сталинский ампир»! Я бы на месте президента великому вождю за это звезду Героя Труда дал. Посмертно. Но, боюсь, либеральные советники Путина отговорят. Иной раз спустишься вниз, а там такой открывается односводчатый тоннель, что дух захватывает, ведь ему без малого сто лет! А насквозь прозрачные «Воробьевы (Ленинские) горы», парящие над Москвой-рекой!

— Вы прямо как профессиональный экскурсовод!

— А я с собой вожу справочник по архитектуре метрополитена, выпущенный по книгоиздательской программе московского правительства. Очень полезная, познавательная книжка! Чего стоят одни только названия камней и минералов, из которых сложено метро! Проезжая станцию, на которой давно не был, я достаю книгу и освежаю в памяти — кто архитектор, кто инженер, кто строители, кто авторы декоративных элементов, скульптур и панно. Великие люди! Здорово, что на станциях теперь есть (еще не везде) памятные доски с их именами. Сейчас, когда Москва расширяется, как Вселенная, хорошо бы и новым улицам-переулкам дать их имена, чтобы люди помнили.

— Вас, наверное, часто отрывают от чтения?

— Не скажу, что мне проходу не дают, я же не Максим Галкин, но иногда узнают. Попадаются любители моих книжек и спектаклей: чувствуется, что следят за мной, покупают новинки, посещают премьеры…

— И о чем чаще всего с вами заговаривают?

— Часто вспоминают «Парижскую любовь Кости Гуманкова». Эта повесть вообще самое популярное мое произведение — с 1991 года переиздавалась 35 раз. Когда в 2001 году вышел роман «Замыслил я побег…», спрашивали, остался ли в живых сорвавшись с балкона, мой главный герой — Башмаков. А если жив, что с ним будет: останется с женой или сбежит к юной любовнице. С 2008-го по 2012-й выпытывали, когда же выйдет третья, последняя часть «Гипсового трубача». После публикации «Любви в эпоху перемен» в 2015 году огорчались, что я заставил героя после всех пережитых разочарований еще и умереть: «Могли бы и пожалеть!» Благодарят за честное описание советских времен в романе «Веселая жизнь, или Секс в СССР», иногда хотят поделиться своим любовным опытом полувековой давности. Слушаю с интересом до ближайшей остановки.

Раньше, частенько просили передать Владимиру Соловьеву, чтобы он меня не перебивал, когда я выступаю в его передаче. Теперь, после книги «Желание быть русским», я угодил в «черные списки» ТВ, и таких просьб больше не поступает, нет повода. Но зато постоянно спрашивают, с какой стати Эдуард Бояков снял из репертуара мои пьесы «Как боги…» и «Особняк на Рублевке», шедшие во МХАТе имени Горького на аншлагах. Я честно отвечаю: «Отомстил за то, что я поддержал великую актрису Татьяну Васильевну Доронину, оскорбленную и обманутую!» Просят передать ей слова любви и поддержки…

«17 лет. Метро»

(1987)

Беседовала Мария Раевская

«Вечерняя Москва», март 2020 г.

— Юрий Михайлович, как так получилось, что Вы попали сразу — и в карантин, и в группу риска, и — в самоизоляцию?

— 19 марта я прилетел в Москву из Карловых Вар, куда каждую весну езжу почти двадцать лет, но такого еще не видел: без маски из отеля не выйди, пива не наливают, даже от минеральных источников людей полиция гоняет. Зря вода течет, кипя, из недр. В Шереметьеве у меня измерили температуру, попросили заполнить анкету с указанием всех моих данных, адресов, явок и телефонов, а затем вручили предписание, по которому я обязан на 2 недели самоизолироваться. «А если у меня свидание?» — пошутил я. «С кем, со следователем?» — в ответ улыбнулся бровями представитель власти в зеленой маске. Вот мы и затворились на даче в Переделкине, изредка, держа дистанцию, прогуливаемся с женой по улице Довженко от мемориальной дачи Окуджавы до музея Церетели под открытым небом: из-за кирпичного забора ввысь тянутся десятиметровые бронзовые руки, словно умоляя Всевышнего поскорее прекратить пандемию.

— Ах, да, ведь Карловы Вары — ваша обычная самоизоляция при написании нового произведения! Вам не привыкать. Ну, а как в родных пенатах? Пишется? Скучаете?

— Думаю, литератор — это одна из немногих профессий, которым карантин только на пользу. Вспомним Болдинскую осень Пушкина. Я еще ни от одного коллеги не слышал, что написать шедевр ему мешает недостаток таланта, обычно ссылаются на низкие гонорары и отсутствие свободного времени. После самоизоляции такие смешные оправдания не прокатывают. По окончании эпидемии на основании того, что написано за время карантина, надо будет провести чистку Союза писателей, а уцелевшим в профессии выдать новые билеты с золотой короной на корочке. Шутка…

— Писатель и драматург Поляков — классик трех эпох: социализма, бандитского капитализма 1990-х и путинской эпохи 2000-х. И что теперь: мы — свидетели рождения уже следующей эпохи, четвертой, посткоронавирусной? Многие так считают.