— Я тебя не заметила, Грейс.

Слова прозвучали тихо, безжизненно, почти равнодушно, Эйрин так и не подняла на подругу глаз. Грейс множество раз присутствовала при осмотрах пациентов психиатрами, чтобы понять, что повторяющиеся, однообразные движения и упорный отказ смотреть доктору в глаза — очень тревожные симптомы.

— Эйрин, с тобой все нормально? — спросила Грейс и поморщилась — иногда слова звучат так бессмысленно.

Юная баронесса вернулась к своему занятию.

— Я ткала, Грейс. Мне предстоит еще многому научиться. Только у меня ничего не получается. Нитки почему-то никак не хотят складываться в рисунок. Но я не сдаюсь.

Она улыбнулась, но на лице у нее застыла печаль.

Да, дела обстоят еще хуже, чем думала Грейс. Она выругала себя за то, что не распознала симптомов раньше. Впрочем, она умеет возвращать к жизни исковерканные тела, а не сознание.

Эйрин, тихонько напевая себе под нос какую-то не слишком мелодичную песню, сжала в руке челнок. Грейс удалось уловить несколько слов:

Ко мне придет весной любимый,

И я сплету златой венок —

А осенью, когда его схоронят,

Укрою саваном, чтоб не замерз.

Грейс опустилась на колени рядом со стулом Эйрин.

Все равно что оперировать тупым скальпелем.

У Грейс не было ни специальной подготовки, ни представлений о том, что следует делать и как, но она считала, что должна попробовать. Да, конечно, она врачует тела, но ее знаний хватило, чтобы понять — вовсе не рисунок на ткани пытается исправить Эйрин.

— Эйрин, — позвала она тихо, но настойчиво. — Эйрин, послушай меня. Нет смысла переделывать рисунок на гобелене. Он все равно не станет лучше. Я знаю, с тобой что-то случилось. Тогда, зимой, в канун Дня Среднезимья.

Эйрин замерла на месте, потом ее тело напряглось, глаза уставились в какую-то невидимую Грейс точку.

Оставь ее в покое, Грейс. Ты можешь ей навредить. А что, если она лишится рассудка? Но ведь завтра ты покинешь Кейлавер. У тебя есть только один шанс понять, что с ней происходит.

— Что с тобой случилось, Эйрин? Что ты пытаешься изменить?

Молчание. Грейс несколько секунд поколебалась, а потом положила руку Эйрин на плечо.

Неожиданно комнату наполнил животный крик боли, и Грейс от неожиданности вскочила на ноги. Эйрин откинула голову назад, выгнула спину и завыла. Ее голос гулким эхом отражался от каменных стен башни. Наконец Грейс смогла разобрать слова:

— Я его убила!

Сначала Грейс решила, что Эйрин имеет в виду Гарфа, но баронесса упала грудью на станок и сквозь рыдания, задыхаясь, выговорила:

— Леотан. Я его убила, Грейс. При помощи колдовства. В канун Дня Среднезимья.

Грейс тряхнула головой, пытаясь понять. За прошедшие месяцы она ни разу не вспомнила о Леотане — молодом лорде, который однажды довольно грубо отклонил приглашение Эйрин потанцевать. Однако она знала, что он погиб в канун Дня Среднезимья. Грейс тогда решила, что он стал одной из жертв фейдримов.

Эйрин прижала к груди больную руку, которая отчаянно напомнила Грейс сломанную шею прекрасного лебедя. Она заставила себя успокоиться. Да, излечить юную баронессу от такой боли ей вряд ли удастся, но попробовать необходимо.

— Расскажи мне, Эйрин, пожалуйста.

Девушка кивнула и, время от времени смущенно замолкая, поведала Грейс о том, как Леотан заманил ее в гостиную, как признался, что у него железное сердце, и попытался изнасиловать, и о том, как слепая ярость, охватившая юную баронессу, превратила мозг Леотана в кусок желе.

Эйрин говорила и раскачивалась на стуле, не в силах сдержать волнение. Грейс неловко обняла ее и прижала дрожащее хрупкое тело девушки к себе.

— Все в порядке, Эйрин, — прошептала она. — Ты не могла поступить иначе. Все прошло, забудь.

— Нет, Грейс. — Эйрин не могла справиться с рыданиями, которые рвались наружу, не давали ей говорить. — Ты не понимаешь. Я его убила.

— Тебе пришлось защищаться.

— Разве не было другого способа?

— Я не понимаю, — покачав головой, проговорила Грейс.

— Ты наделена Даром лечить людей. Так сказала Иволейна. — Девушка сжала свою высохшую руку. — А если все, на что я способна, — это причинять зло? Вдруг таков мой Дар?

Нет. Эйрин достаточно страдала из-за других людей и вещей, которые от нее не зависят. Грейс твердо решила, что не допустит, чтобы она мучила себя. Дар, которым она обладает, несет в себе не больше зла, чем ее бесполезная, больная рука.

— Ты пользуешься той силой, что тебе дана. Ты меня понимаешь, Эйрин? Ты делаешь то, что должна, чтобы выжить. И для этого используешь все доступные тебе способы. — Она сжала плечи Эйрин. — Ты меня поняла?

Эйрин подняла на нее заплаканное лицо. Потом неожиданно расслабилась, и в голубых глазах зажегся свет.

— Да, Грейс, — прошептала она. — Да, я понимаю. Я должна использовать свою силу…

Грейс задержала дыхание. Как-то уж очень странно Эйрин произнесла эти слова. Может быть, она все-таки не поняла того, что сказала ей Грейс?

Однако Эйрин перестала дрожать, смогла самостоятельно подняться на ноги, взять себя в руки и дойти вместе с Грейс до своей комнаты. Там они разговаривали далеко за полночь, вспоминая обо всем, что произошло за последние месяцы, и к концу Эйрин уже смеялась искренне, хотя и не слишком уверенно. Грейс надеялась, что ей удалось пробить стену, которой девушка отгородилась от остального мира.

Грейс немного беспокоилась за Эйрин, ведь завтра она покинет Кейлавер, а когда вернется — неизвестно.

Когда Грейс начала прощаться, обе расплакались, но на сей раз оттого, что им придется надолго расстаться. Потом Грейс вернулась к себе, легла в постель на несколько сумеречных часов и встала еще до рассвета, чтобы подготовиться к долгому пути.

Они покинули замок на рассвете следующего дня.

Дарж помог Грейс взобраться в седло Шандис, которая нетерпеливо гарцевала, готовая в любой момент сорваться с места, словно знала, что они собираются в дальний путь. Грейс снова выругала себя за то, что слишком переоценивает умственные способности своей лошадки.

А откуда ты знаешь, может быть, она в состоянии вычислить число «пи» с точностью до двадцатого знака?

Грейс решила, что пора перестать волноваться по поводу мозгов Шандис.

Дарж под мелодичный звон кольчуги вскочил в седло Черногривого.

— Вы готовы? — спросил эмбарец двух других рыцарей, которые, как и он, уже сидели верхом на своих могучих боевых конях.

— Полагаю, я готов, — ответил сэр Меридар, еще раз проверив седельные сумки.