доказано фактически, что он никогда не работал приемщиком и всего три дня на элеваторе, но с работы его было приказано убрать. Тогда его взял к себе помощником и заместителем хлебный инспектор области. Андрюша думал, что будет всегда при нем, но это был хоть и честный, но ленивый, любивший отдохнуть в семье, живший за несколько верст от города человек (не коммунист). Кроме того, он часто уезжал по округу и, как говорил Андрюше, был спокоен, что оставляет на него обязанности как на честного работника. Один раз он уехал и долго не возвращался. На обязанности инспектора было два раза в месяц делать ревизию мельницы, с которой Андрюша был уволен. Положение было трудное и неприятное. Он являлся теперь старшим над директором мельницы. Вызвал инспектора, а тот письменно велел ему сделать самому ревизию. Осмотрев и проверив все амбары и склады, Андрюша дал заключение остановить работу мельницы на три дня ввиду заражения клещом в большой степени. Директор взбесился: «Ты с ума сошел, да знаешь ли, что значит остановить такую мельницу, ведь это сотни тысяч убытку?» —«Знаю, но тем не менее нахожу необходимым остановить мельницу». Директор пошел с жалобой в ГПУ. ГПУ вызвало немедленно инспектора, и на другой день была назначена комиссия из представителей ГПУ и лиц, начальствующих по хлебному делу. Всякий может представить себе волнение молодого ссыльнаго, в случае, если б его распоряжение признано было бы неосновательным, обвинен был бы в предумышленном вредительстве и суд короток. Всю ночь мы не спали, ведь неравны силы просто до невероятнаго. Бледный, но как всегда выдержанный, с молитвой в сердце шел мой измученный преследованиями Андрюша на мельницу, где должен был решаться вопрос о его жизни и смерти. Несколько часов дожидались мы с Ниночкой его возвращения. Еще издали по быстро походке и помахиванию нам рукой мы поняли, чт он весел. Комиссия и хлебный инспектор подписались под протоколом о правильностм распоряжения заместителя хлебного инспектора А. мельницу на три дня остановили. Директор послал в Алма-Ату донесение с просьбой снять его с работы (директора), т. к. он не желает подчиняться ссыльному мальчишке, которого он уволил з контрреволюцию. Снять его оказалось неудобными коммунист, большой активист, член союз безбожников. ГПУ вызвало Андрюшу и ем сказали: «Мы против твоей работы ничего н можем сказать, выбери себе какую хочешь службу но ссыльному неудобно быть на такой ответственно должности». Андрюше на другой же день пред ложили место кассира в очень большом областном кооперативе. Весь небольшой город знал его приключения по службам, заведующий не был коммунистом, и ему нужен был честный работник. Тут я испугалась. Через его руки и под его ответственностью должны проходить очен большия суммы денег. Он смело брался, стал получать много лучше жалованье и за трехмесячную отчетность получил благодарность Приходит один раз домой опять взволнованный и оскорбленный. Приехала ревизия из Москвы. Узнав, что кассиром молодой ссыльный и известной дворянской фамилии, сделали выговор начальнику и приказали немедленно удалить. «Вы что же хотите, чтоб он украл деньги и скрылся? Разве можно таких людей ставить на такое ответственное денежное дело?» Начальник ответил (все в присутствии Андрюши): «Мы только сейчас спокойны. До него назначались все комсомольцы, которые скрывались, один с 25-ью тысячами, другой тоже около этого». Ревизия назначила своего комсомольца. Начальник не хотел оставить Андрюшу совсем невиновного ни в чем без заработка и предложил ему единственное свободное место по картотеке. Обиделся мой бедный и говорит мне: «Не хочу этого, что это, чтоб все смеялись: из кассиров да в картотеку? Ни за что не хочу». Я нашла нужным не отказываться, а взять это место. Не хотелось ему очень, но он никогда не шел против моего желания. Ревизия уехала по городам и селениям Актюбинской области. Через два месяца на обратном пути в Москву заехали в кооператив, и первый вопрос был: «Ну что, как вы довольны новым кассиром?» —«Да вот три дня тому назад взял 20 тысяч и скрылся. Где его теперь искать?» Приходит Андрюша торжествующий. Комиссия разрешила взять его обратно. Оставался еще год до окончания ссылки, и он так и пробыл в этой должности. Вызывають его один раз в ГПУ и говорят: «Завтра общее собрание всех рабочих, оно должно дать согласие принять кого-нибудь или не принять на военную службу. О тебе будеть вопрос. Тебя вызовуть, и если спросят, за что ты выслан, смотри, не вздумай сказать, что за религию и церковь». —«Что же я должен ответить?» —«Скажи, что по обвинению в контрреволюции по ст. 58, п. 10». Его не вызывали, а заочно постановили принять. Очень волновались мы, ведь если постановят принять, то отказаться нельзя (это не вопрос религии), понятно, как нам этого ни под каким видом не хотелось. Назначен набор, он получает повестку явиться на осмотр. Я ему говорю: «А пойди в ГПУ и спроси, т. к. Петю за фамилию отвергли, о чем поместили в паспорте, может, Бог даст, и тебя отвергнут». На этот раз он боялся послушать моего совета. Его осмотрели, обрили, но найдя сильный невроз сердца, дали длительную отсрочку, назначив лечение. На другой день читаем в местной газете: «Подлые люди из дворян пробираются в армию, чтоб вносить разложение, так вот, нужно обнаруживать и выкидывать». Я укорила его за непослушание. Он пошел, не сказав куда. Придя домой, рассказал о том, что сделал, надеясь, что его освободят совсем: «Я прошел в военный совет, заседающий совместно с ГПУ, и просил разрешения войти. Вошел: сидять за большим столом, покрытым красным сукном, все большие чины в орденах. Все изумленно на меня посмотрели, небывалое нахальство. «В чем дело?» —спросил один. Я ответил: «Вчера меня осмотрела военная комиссия и приняла условно, до излечения сердца. Я пришел заявить, что я дворянин и титулованный». Они все переглянулись и самый главный сказал: «Молодец, что пришел». Они сами понимали, что для этого нужна была болыиая решимость и уменье побороть страх перед ними. Его оставили в покое и через два месяца кончился срок его ссылки. Ему не дано было ограничений, и он могь вернуться даже обратно в Москву, но мы подумали, что безопаснее быть подальше от центра, и решили вернуться в Алма-Ату, где и устроить свою жизнь. Влекла туда и другая, самая главная сторона жизни: узнали о существовании там катакомбной церкви.

36. Катакомбная Церковь

В Актюбинске мы больше году были совсем лишены Богослужения. Утешение пришло неожиданно. Приехал туда еще сравнительно молодой архимандрит О. Арсений.