— Каждый по себе судит, Сара. Как знать, как бы мы поступили в такой же ситуации? — отвечаю я, цитируя фразу моей бабушки: она всегда укоряла меня, застав за перемыванием чужих косточек.

Правда, эти укоры не оказывали на меня продолжительного воздействия, так как трепалка из меня выросла еще та, но по крайней мере я запомнила ее слова. Тут я вынуждена спросить об очевидном.

— Почему ты не ушла? — Я так крепко сжимаю ее руку, что она синеет.

— Как я могла? У меня было двое детей, денег не было, дома тоже, да и работы. Тупиковая ситуация.

— Почему ты нам не сказала, Сара? Мы бы помогли. Мы бы что угодно сделали.

Она пожимает плечами:

— Наверное, не хотела никому признаваться. Не хотела, чтобы весь мир знал, как я облажалась со своей жизнью.

Официантки бегут в супермаркет за салфетками для двух рыдающих несчастных в углу. Еще две чашки кофе, шесть салфеток и терапевтический кекс с цукатами — и Сара готова продолжать. Но история лучше не становится. Напротив, все катится вниз со скоростью лавины.

Когда они с Биллом наконец смогли позволить собственную квартиру, он стал вести себя еще хуже. Поставил на телефон замок, чтобы Сара не могла набирать номер, и звонил по десять раз в день — проверить, где она. Он стал холодным, склонным к грубости и насилию.

Все кончилось год назад, когда умерла ее бабушка. Билл устроил скандал, когда Сара сказала, что едет на похороны, и впервые Сара настояла на своем. Она все рассказала родным, и они сделали все возможное, чтобы помочь. Саре и детям достался бабушкин дом, и вся семья собралась, чтобы сделать там ремонт и обставить комнаты для детей. Билл стал ей угрожать, однако после визита двух братьев Сары угрозы прекратились. Когда она рассказывает об этом, на ее лице появляется озорная улыбка. Я вижу, что ей приятно думать об этом.

Она выпрямляется и расправляет плечи, как женщина, у которой все под контролем. Словно она полна решимости оставить все это в прошлом.

— И что теперь? — спрашиваю я.

Она улыбается и говорит, что в сентябре возвращается в педагогический колледж.

— А Билл?

— Я вижу его, только когда он забирает детей по пятницам и привозит их в воскресенье. Слышала, он живет с кем-то еще — бедная женщина…

Я замечаю на стене часы и вижу, что мы сидим уже несколько часов.

— Сара, а где твои дети? — в панике спрашиваю я, вдруг осознав, что уже больше четырех часов.

— Сейчас школьные каникулы. Билл вчера вечером отвез их в Батлинз на две недели. Поэтому у меня и был такой несчастный вид, когда я тебя встретила, — не знаю, куда себя приткнуть, пока их нет.

Пару секунд мы молчим: я усваиваю то, что она только что мне поведала. У меня начинает формироваться мысль. Это же идеальное решение! Я взвизгиваю от восторга, и Сара от испуга опрокидывает кофе на остатки кекса.

— Я знаю, куда тебя приткнуть! Ты поедешь со мной в Сент-Эндрюс!

Как идеально все складывается! В моей голове…

— Что? Карли, мне это не по карману. Я теперь опять бедная студентка.

— Но я заплачу за нас обеих. Точнее, «Американ Экспресс» заплатит.

Я объясняю ей свой план, и наконец-то Сара начинает плакать от смеха, а не от страданий. Она вытирает глаза:

— Ох, Карли, ты ни капли не изменилась. Такая же ходячая катастрофа.

Я радостно киваю головой.

— Знаю, — не спорю я. — Значит, ты поедешь?

Она задумывается всего на три секунды:

— Должен же кто-то за тобой присмотреть.

Мы едем к Саре домой, пакуем чемодан и отвозим его к моей маме. Я звоню в доставку китайской еды и открываю бутылку вина. Потом звоню Кейт. Если я не ошибаюсь, Джесс и Кэрол должны быть до сих пор у нее, мучаясь от похмелья.

Кейт подходит почти сразу:

— Анонимные Алкоголики у телефона.

— Кейт, это я! Девчонки у тебя?

— К сожалению, да. Мне пришлось предупредить Брюса, чтобы он, не дай бог, не чиркнул спичкой, а то дом взорвется от скопившихся алкогольных паров.

— Пусть берут параллельные трубки. У меня для вас сюрприз.

Слышится крик, потом пауза, потом два щелчка: Кэрол и Джесс подходят к другим телефонам.

Первой заговаривает Кэрол:

— Это должно быть что-то важное, Купер. Я чуть аневризму не заработала, подползая к телефону.

— Тут кое-кто хочет с вами поговорить.

— Надеюсь, Ричард Гир, — стонет Джесс.

Я смотрю на Сару, которая держит беспроводную трубку из маминой спальни и улыбается до ушей. И делаю ей знак.

— Я тут хотела спросить, кто из вас взял поносить мой черный топик с блестками? Прошло уже десять лет, не пора ли вернуть?

Еще одна пауза. Я почти слышу, как крутятся колесики у них в мозгах!

А теперь представьте себе шум, который бывает на стадионе, когда шотландская футбольная команда забивает гол (хотя это слишком уж нереалистичный пример), и умножьте его на два. Вы получите вопль, близкий к тому, что раздался в телефоне. Все они стали одновременно орать и разговаривать. Я вмешиваюсь.

— СТОП! — кричу я. Наступает тишина. — Теперь все по очереди. Джесс, ты первая.

— Сара, это даже лучше, чем Ричард Гир! Где ты была?

— В отделе замороженных продуктов «Теско». — Она смеется. — Длинная история, Джесс. Расскажу, когда в следующий раз увидимся. Знали бы вы, как я по вам скучала! — Опять начинаются слезы — надо было надеть резиновые сапоги.

Кейт принимает эстафету:

— Не могу поверить, что это ты, Сара. Мы тоже скучали по тебе, детка. Когда приедешь к нам в гости?

— Надеюсь, скоро. Но сейчас я готовлюсь к поездке в Сент-Эндрюс вместе с Купер. Буду преданным ассистентом Перри Мейсона.

Слышу, как все они одновременно стонут и хватаются за голову.

— Сара, не дай ей втянуть тебя в переделку, по ней в последнее время психушка плачет, — шутит Кэрол.

Я громко протестую.

Через два часа, выпив три бутылки вина и наевшись кисло-сладкой говядины, мы наконец вешаем трубки.

Когда мама получит телефонный счет, у нее глаза выскочат — надеюсь, Эйван будет рядом.

Сара теперь совсем не похожа на ту женщину, что бродила утром по супермаркету. Лицо сияет (наверное, это от вина; на наших щеках яичницу можно жарить); глаза разгорелись, она все время смеется и помолодела лет на пять. Она плюхается на один диван, я — на соседний.

Сара поднимает бокал:

— За нас, Карли. Сегодня был прекрасный день.

Через две минуты она уже крепко спит, с улыбкой на губах.