Надежда на победу, владевшая немцами в первые два года Восточной кампании, убывала. Война затягивалась, а это было убийственным для Германии. Страна нуждалась в ресурсах. Сырья, производственных мощностей пока хватало. Кризис стал подкатываться с совершенно неожиданной стороны. Первые громы прокатились по производствам, которые требовали точного, квалифицированного труда. Нужда в кадрах вынудила Гитлера отдать распоряжение об отзыве с фронта некоторой части мастеров, техников, инженеров, ранее занятых в ведущих отраслях военной промышленности.

Затем и сами вооруженные силы начали ощущать нехватку специалистов среднего звена командиров. Кровавая бойня под Сталинградом сожрала отборные силы довоенного призыва, годного для подготовки унтер-офицерского состава. Непоправимый удар нанесла она и по… абверу. После того, как 6-я армия вместе с танковой «папаши» Гота попали в окружение и Гитлеру стали известны силы челюстей русского капкана, абвер оцепенел. Как так случилось, что военная разведка проморгала столь гигантское сосредоточение советских войск на флангах группировки Паулюса, головой застрявшей в развалинах Сталинграда?!

Сильно занервничал Пикенброк. Он начал обивать пороги квартирмейстерских штабов, просился на фронт, чуял – только там найдет спасение, поскольку ему первому снесут голову на позорной казни, когда фюрер по обычаю начнет искать виновных. Но на службе он делал вид, будто ничего не случилось. Однажды, вызвав Беербаума и Юстина, Пики сказал:

– Сейчас, как никогда, нам нужен «Павлин». То, что мы знали, покрылось молью. Вы, Беербаум, готовили людей для связи с ним. Где они?

– Обе группы с радистом исчезли, точно растаяли…

– Возможно, они готовились в спешке? – предположил Юстин.

– А вы попробуйте сами! – вспылил обычно молчаливый и меланхоличный Беербаум.

Пикенброк поддакнул:

– Да, да, Юстин. Беритесь-ка вы за это дело. «Павлин» – наша палочка-выручалочка. Сами ищите людей, сами готовьте. Но разыщите «Павлина» любой ценой. Может быть, вам повезет.

Для начала поисков подходящих связников Юстин посетил небольшой дом под номером 70-а на Вильгельмштрассе. Здесь помещалась канцелярия Альфреда Розенберга, своего рода министра иностранных дел нацистской партии. Каждый отдел в этом ведомстве занимался какой-либо страной или регионом. Когда Юстин, предъявив свою карточку, очутился внутри, ему показалось, будто он попал на вокзал, где толпилось много людей, царила какая-то хаотическая активность. Люди курили, на ходу пили кофе, громко разговаривали. Очевидно, этот стиль установил сам рейхслейтер, помнивший времена революционного Иваново-Вознесенска, когда он, будучи эвакуированным студентом Рижского университета, безуспешно пытался вступить в большевистскую партию. Теперь здесь находился центр антибольшевистских организаций из коллаборационистов, пытавшихся утвердить германский «новый порядок» в оккупированных странах. Подходящих кандидатур Юстин не нашел. В этом заведении каждый норовил пробраться в «фюреры», но гнушался черновой и опасной работы.

Как ни хотелось, но пришлось обратиться к контингенту русских военнопленных, считавшихся в абвере неблагонадежными из-за многих провалов. Он поехал на Викторияштрассе, 10. Там размещался «русский отдел» вермахта, который занимался идеологическими акциями против России и вербовкой русских военнопленных и эмигрантов. В его ведении находился и концлагерь «Промитент» под Винницей, где содержались пленные русские генералы. Активный сотрудник этого отдела капитан Штрикфельдт из прибалтийских немцев, служивший в свое время в царской армии и у Юденича, а теперь курирующий Власовское движение, посоветовал поискать кандидатов в школе пропагандистов Российской освободительной армии. Юстин направил свой «опель» в городок под Берлином – Дабендорф.

Его встретил низколобый, остроносый человек с глубоко запавшими глазами, скрытыми за ершистой щеткой бровей. Не зная, как приветствовать гостя в штатском, он снял фуражку, обнажив стриженную «под бокс» голову, коротко представился:

– Жиленков.

Юстин решил сразу установить доверительно-дружеские отношения с русским начальником школы, бывшим бригадным комиссаром Красной армии, о чем не преминул упомянуть Штрикфельдт перед поездкой.

– Сегодня довольно холодно, – он зябко повел плечами.

– Нам не привыкать, – проговорил Жиленков, нисколько не удивившись тому, что немец говорил на превосходном русском. Визитеров – специалистов по России, надо полагать, у него побывало немало.

– Я слышал о вас много хорошего, Григорий, – сказал Юстин, по-приятельски тронув полковника за локоть. – Как видите, приехал к вам в некотором роде инкогнито, хочу просто познакомиться с вашими подопечными.

– У нас три роты: офицерская, унтер-офицерская и солдатская. Какая из них интересует вас в первую очередь?

Юстин по опыту знал, что лучше начинать работу с молодыми, не искушенными в жизни людьми, более смелыми и восприимчивыми к обработке, в то же время обладающими некоторым опытом в разведке.

– Может, для начала вас заинтересуют дела наиболее надежных людей? – добавил Жиленков, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Не привык к бумажной канители, – улыбнулся, как бы очнувшись, Юстин. – Я похожу на занятия, пригляжусь, а потом уж вместе обсудим кандидатов, которые мне могут понадобиться.

– Каким временем вы располагаете?

– Недели, пожалуй, хватит.

По тропинке, очищенной от снега, они прошли к штабному бараку, обитому свежей вагонкой. В кабинете Жиленков, помявшись, проговорил:

– Вы с дороги. Может, хотите выпить?

– Не откажусь. Только налейте самую малость.

Из сейфа полковник извлек наполовину опорожненную бутылку шнапса, наполнил тридцатиграммовый стаканчик. Себе же налить постеснялся.

– Вы трезвенник? – удивился Юстин.

– Привык, знаете ли, по-русски. Стакан перед обедом.

Зная о строгих порядках, установленных немцами в заведениях подобного рода, Юстин мысленно отметил осторожную откровенность начальника школы. Он отдал требование на довольствие.

– Я прикажу приготовить для вас комнату, – Жиленков направился к двери.

– И скажите своим инструкторам, чтобы на меня не обращали на занятиях никакого внимания. Пусть думают, что я из ваших «трудовиков».

Пока Жиленков отсутствовал, Юстин ознакомился с бумагами, развешанными на стене кабинета: распорядком дня, инструкциями, утвержденными командующим пока еще не существующей армии Андреем Власовым, приказами по школе. «За спровоцированную драку в столовой наложить на унтер-офицера Задорожного И. 20 суток ареста с содержанием на гауптвахте», – прочитал он и беспричинно развеселился: «С него и начнем».

По телефону Жиленков предупредил начальника караула о желании господина Валетти навестить арестованного. Гауптвахта находилась позади уборных, сделанных по-русски на холоду, без окошек. У входа на скамье сидел часовой с ножевым штыком на ремне, а перед кучей бурых торфяных брикетов ползал мордастый парень в старой телогрейке, складывал их в поленицу. Увидев начальника караула, часовой вскочил, крикнул «встать!» и замер по стойке «смирно». Одет он был в солдатскую немецкую форму, только на правом рукаве была нашивка «РОА», под нею трехцветный флаг в миниатюре. Парень тоже вытянулся, опустив по швам длинные руки. Юстин кивком подозвал его к себе: