– Днем ребятам отдохнуть бы надо после переправы, но другого выхода нет. Поможем мы, он поможет нам. Думаю, дней за шесть-семь «Смелый» восстановим.

Раньше командир дивизиона всерьез своего зампотеха не принимал. Деревенский механик, вечно заляпанный маслом и в прожженном сваркой бушлате, возится со своей бригадой, приводит в порядок суда. Его даже на совещания Кращенко не всегда вызывал. Пусть копается в железяках. А мужик, оказывается, с инициативой. Он и дело свое делал незаметно, но благодаря старшему лейтенанту Сочке ходили и вовремя ремонтировались катера.

– Значит, думаешь, за неделю восстановим?

– Думаю, да. От вас требуется выбить у тыловиков новую танковую башню, ну, в крайнем случае, орудие для нее. Пулемет ДШК еще, а лучше два. Кое-что по мелочи. Вот список.

Читая мятую бумажку, Кращенко прикидывал, к кому из начальства можно обратиться. Кое-какие связи имелись. Проведя ладонью по небритому подбородку, вспомнил, что два дня не брился. Ладно, приведет себя в порядок и съездит в штаб. А помощники у него все же молодцы. Правда, лейтенант Зайцев настроение в конце подпортил:

– Не тяните с запросом. Горючее заканчивается, тоже тонн десять надо выбить. А я буду заниматься всем остальным.

Всем остальным, значит, переправами, выполнением боевых заданий. Кращенко отодвигали на второй план. Он становился кем-то вроде снабженца. Это и раздражало, но, с другой стороны, избавляло от лишних хлопот. Ладно, навигация скоро закончится, суда уйдут на зимовку в какой-нибудь глухой затон. Наступит передышка, и все уладится.

Кращенко не задумывался, что до зимовки еще очень далеко. Не хотел он и думать о том, что ноябрь может стать для дивизиона самым тяжелым периодом.

Когда подступили холода, из подвалов разбитых домов и даже с территории, занятой немцами, стали пробираться на берег жители Сталинграда. Как они прожили и чем питались эти месяцы, никто их не спрашивал.

Довольно регулярно велась статистика вывоза раненых с правого берега, от трехсот и до тысячи человек ежедневно. Учитывая огромное количество войск, сражавшихся за город, верится в эти цифры с трудом, но все же раненых кое-как считали. Сколько эвакуировали из воюющего города женщин и детей, чаще всего не учитывалось. Некоторые данные сохранились. Например, вывезли около двух тысяч человек за последнюю неделю октября и в первые ноябрьские дни, когда ударили пока еще небольшие морозы.

«Верному» было дано задание вывезти одну из групп беженцев. Зайцев, инструктируя мичмана Морозова, предупредил его:

– Николай, постарайся обойтись без стрельбы. Надо, чтобы рейс прошел тихо и незаметно. Выгрузишь пополнение, боеприпасы и сразу забирай беженцев. Там их больше ста человек, много детей. Будут навязывать раненых, пусть простят, но никого не бери. Нельзя катер под завязку нагружать, детьми рискуем.

– Все я понимаю.

Еще раз уточнили место высадки. Вскипятили три больших термоса сладкого чая, боцман Валентин Нетреба приготовил ящик сухарей.

– Можно выделить тушенку, – скреб он затылок, – но фельдшер Репников не советует. Набьют пустые животы, умереть могут. А чай с сухарями самое то.

Костя Ступников сидел в рубке вместе с Морозовым, Валентином Нетребой и рулевым. Отогревался. В башне его сильно продуло сквозь амбразуры холодным ветром. За пулеметами временно находился Федя Агеев.

Ждали темноты. Орудия с правого берега вели пока еще редкий огонь. Развернутся в темноте, когда пойдут суда и начнется переправа. Подошли «Быстрый» и «Прибой», которые помогали перевозить оборудование ремонтной базы. Ужинали на катерах. Принесли в ведрах кашу с мясом, чай. Стряпуха Настя, которая вместе с двумя другими женщинами продолжала готовить еду, поставила ведра, закутанные в тряпки.

– Ешьте. Я с вами посижу, если не возражаете.

– Садись, – пригласил Морозов. – Может, перекусишь?

– Нет. Я напробовалась, пока готовила. Лучше покурю.

Приходили матросы, Настя накладывала им горячую пшенную кашу с кусочками баранины. Закуривая папиросу, которой угостил ее Морозов, посмотрела на Костю, с аппетитом работавшего ложкой.

– Вкусная каша?

– Да. Я такую люблю.

– Спасибо, хоть похвалил, а от наших морячков благодарности не дождешься. Если облапать да прижать, это всегда пожалуйста. Умнее ничего придумать не могут.

– А для чего мы тебя еще держим? – смеялся Валентин Нетреба.

– Помолчи уж, кавалер. Проголодался, Костя?

– Есть немного. Обедали утром, а после только сухари грызли.

– Давай подложу еще каши. Надька-то пишет что-нибудь?

– Нет пока писем. Да времени не так много прошло.

– Скучаешь?

При этих словах глянула на Костю так, что тот поперхнулся и покраснел.

– Некогда скучать, – постарался как можно беззаботнее ответить старшина Ступников. И невольно посмотрел на Настю. В полутьме рубки поблескивали ее глаза. Взгляд был какой-то странный, а красивые губы слегка улыбались.

– Ну и правильно. Чего скучать.

– Эй, девушка, ты мне парня не порть, – откладывая в сторону котелок, погрозил ей Валентин ложкой.

– Тебе-то что? Ты женатый, а наше дело холостое. Никто никому не обязан.

Мичман Морозов только посмеивался, глядя, как стушевался Костя. Когда закончили ужин, Настя попросила его:

– Помоги, Костя, ведра и посуду на берег отнести. Не возражаешь, Николай Прокофьевич?

Мичман не возражал, но сказал, чтобы старшина Ступников долго не задерживался. А Валентин снова погрозил ей ложкой:

– Смотри у меня!

– Смотрю, смотрю! Бери ведра, Костя.

Непонятно почему, у него сильно билось сердце. Костя послушно шел вслед за красивой Настей. Отойдя метров пятьдесят, остановились.

– Ставь ведра на землю. Дальше я сама донесу.

И встала вплотную, лицом к лицу с растерянным парнем. Придвинувшись еще ближе, улыбнулась:

– Поцелуй, что ли, на прощание.

Костя прижался губами к холодной щеке, однако Настя, притянув его ближе, вдруг крепко поцеловала в губы. Поцелуй длился долго, и тело женщины прижималось к нему так, что перехватило дыхание. Он обнял Настю и жадно стал целовать, забыв про все. Женщина тихо ахала, прижимаясь еще сильнее.

Костя, одуревший от такой близости, наконец отшатнулся. Настя погладила его по щеке:

– Нравлюсь?

– Да, – выдавил Ступников.

– Ты мне тоже глянулся. А говоришь: Надя, Надя… будто других женщин нет. Береги себя. Увидимся завтра.

И снова крепко поцеловала в губы. Настя не спрашивала, согласен ли Костя, она решала все сама. Ступников возвращался на катер слегка ошалевший. Словно что-то перевернулось. Он хотел и одновременно боялся завтрашней встречи. Было стыдно перед Надей и тянуло к Насте. Он совсем не думал о предстоящей ночи, вражеских снарядах и неуютной холодной реке, которую предстояло пересечь несколько раз.