Как бы то ни было, 19 июня 1587 года, Хидэёси Тоётоми издал указ, содержавший адресованное христианским миссионерам категорическое требование под угрозой смертной казни в течение двадцати дней покинуть Страну Восходящего Солнца. В крупном портовом городе Нагасаки по приказу «бывшего регента» были подвергнуты жестоким пыткам и показательному распятию на крестах двадцать шесть христиан (семнадцать японцев и девять «заморских чертей» – европейцев).

В 1592 году Хидэёси сделал достоянием гласности своё намерение завоевать сначала Корею (Чосон), затем – Китай, вслед за Китаем – Индокитай и далекую Индию (а, по некоторым сведениям – даже Индонезию и Филиппины – совсем как генералы японской Императорской Армии Гиити Танака и Хидэки Тодзио в ХХ веке!) то есть, согласно средневековым японским представлениям, весь цивилизованный мир (лежащие где-то на краю света «варварские» страны, из которых приплывали в Японию европейские «заморские дьяволы», судя по всему, частью «цивилизованного мира» с точки зрения культурного, образованного японца, не считались). В качестве первого шага к подготовке предстоящего грандиозного завоевательного похода «бывший регент» перенёс свою ставку из Осаки на запад, в город Нагоя, в котором возвёл ещё один огромный замок.

Причины, побудившие неугомонного «тайко» начать войну с Кореей и Китаем, с сегодняшней точки зрения представляются не вполне ясными. Историки-рационалисты склонны объяснять их стремлением Хидэёси Тоётоми удалить с Японских островов излишек безмерно расплодившихся в период междоусобных войн потенциально опасных самураев, направив их, за отстутствием, в новых условиях, врага внутреннего, на борьбу с мнимым внешним врагом. Однако существует и другая точка зрения, согласно которой главной причиной начала внешнего конфликта было умственное состояние Хидэёси – действия «бывшего регента» начали становиться неадекватными. Действительно, со временем, опьянённый своими успехами в деле завоевания Японии, Хидэёси, по мнению многих (в том числе и своих современников – которых, впрочем, зная характер «первого министра», трудно заподозрить в беспристрастности!) постепенно выживал из ума: завёл себе гарем из трёхсот наложниц (причём, преимущественно, девочек-подростков в возрасте двенадцати-тринадцати лет), поддерживая свою слабевшую с годами мужскую силу различными дорогостоящими средствами – в частности, употреблением в пищу тигриного мяса (а ведь в Корее и Китае, не говоря уже об Индии, тигры, в отличие от Японии, тогда водились в изобилии!)!, – постоянно опасался чудившихся ему повсюду мятежей и заговоров, сгонял сотни тысяч крестьян на строительство ненужных (по мнению критиков действий «бывшего регента»), с военной точки зрения, замков и крепостей. В конце концов, диктатор Страны Восходящего Солнца окончательно утратил связь с реальностью, возомнив себя богом войны Хатиманом (уже хорошо знакомым нам Хомудой-Помутой-Одзином, сыном стародавней регентши Дзингу Кого, завоевавшим в незапамятные времена Корею и впоследствии обожествлённым сынами Ямато). Согласно этой второй версии, завоевательная война стала очередной личной причудой, или прихотью, не в меру воинственного Тоётоми, которому стало слишком тесно в покорённой им Японии.

Захват островов Сикоку и Кюсю (хотя они всегда считались частью собственно Японии) «тайко» воспринял, как начало покорения Востока, заявив: «Быстрый и грандиозный успех сопровождал моё возвышение, озарив всю землю, подобно восходящему солнцу». Согласно воспоминаниям современников, Тоётоми открыто похвалялся перед ними, что завоюет все «четыреста провинций» Китая, неустанно повторяя: «Я соберу могучую армию и вторгнусь в Великую Мин». При этом следует учитывать то обстоятельство, что в Японии времен Хидэёси существовали весьма приблизительные представления о подлинных размерах тогдашней китайской Империи под скипетром очередной, на этот раз не чужеземной, а местной, ханьской по происхождению, династии Мин (пришедшей к власти после свержения и изгнания из Китая монголо-татарской династии Юань, в результате организованного тайным обществом «Красных Повязок», или «Красных Тюрбанов», вооружённого восстания), на завоевание которой «тайко» собирался вести своих жаждущих крови и добычи «боевых холопов». Тоётоми предполагал предложить «вану» Кореи Сончжону (формально остававшемуся вассалом Китая – только теперь уже минского, а не юаньского, как когда-то, во времена злополучного морского похода татаро-монголо-китайско-корейского экспедиционного корпуса армии каана Хубилая на покорение Чипунгу) добровольно сдаться и объединиться с «сынами Ямато» в освободительной войне против Китая: «Если я приступлю к исполнению этого замысла (то есть – к завоеванию Империи Мин – В.А.), то надеюсь, что Корея станет моим авангардом, пусть же (она – В.А..) преуспеет в этом. Ибо моя дружба с вашей почтенной страной целиком зависит от того, как вы себя поведёте, когда я поведу свою армию против Китая». Однако, получив отказ корейского «вана», Тоётоми двинул на Корею свою армию, самую передовую в Азии тех времён (по мнению японских военных историков), имевшую на вооружении аркебузы и пушки европейского образца (спасибо португальцам, а также сменившим португальцев англичанам и голландцам!) и владеющую современными методами ведения боя. Сам он, однако, остался в Японии. Некоторые исследователи (принимающие на веру истинность обнародованных «бывшим регентом» обширные завоевательных планов) считают это единственным военно-политическим просчетом Хидэёси, полагая, что его личное присутствие в самурайской армии вторжения наверняка обеспечило бы сынам Ямато победу и захват Кореи. Те же, кто не верят в серьёзность провозглашённой «тайко» обширной завоевательной программы, расценивают факт его неприсоединения к японской армии вторжения как косвенное свидетельство нежелания предусмотрительного (и вовсе не выжившего из ума, вопреки утверждениям его критиков) диктатора рисковать своим именем в случае возможной неудачи (о версии, согласно которой Тоётоми вообще рассматривал вторжение в Корею лишь как повод избавиться от переполнивших Японию «лишних» самураев, оставшихся без дела после окончания междоусобных войн, мы расскажем подробнее несколько позже).

Существует, впрочем, и еще одна, пожалуй, самая «экзотическая» версия причины организованного Хидэёси Тоётоми вторжения в Корею (а заодно – и происхождения «тайко»).

По этой версии, Хидэёси был, якобы, рождён китайско-подданным (!). А затем продан, за долги семейства, из Китая в Японию (подобные случаи действительно бывали). С тех пор он, якобы, на всю оставшуюся жизнь затаил злобу на свою китайскую «родину-мать».

Сделавшись фактически единоличным правителем Японии и Верховным Главнокомандующим (де-факто, хотя и не де-юре) заполнивших её за годы междоусобной войны самураев (численность которых, по некоторым подсчетам, достигла тринадцати процентов населения Страны Восходящего Солнца), Хидэёси, якобы, вспомнил об этой ненависти, затаённой им в глубине души с детских лет, и решил отомстить Великой Китайской Империи Мин за своё загубленное детство вдали от родины и за трудную молодость. Благо буйные самураи, пользуясь фактически узаконенной вседозволенностью, начали вести себя на родных Японских островах как на вражеской территории, снося по малейшему поводу головы встречному и поперечному. И вот чтобы «буси» не извели под корень все оставшееся население, Хидэёси повелел им завоевать Корею, а заодно «испытать на прочность» граничащий с Кореей «почти родной» ему Китай.