Егоров кивнул.

– Мы поддерживаем с ним связь. «Смольный», сблизившись на дистанцию восемь миль, откроет огонь. «Бойкий» может начать пораньше – наши стомиллиметровки смогут поражать противника с расстояния одиннадцати миль.

– Давайте подойдем к вражеской эскадре на расстояние шести миль, – сказал я. – Все равно на этой дальности мы можем чувствовать себя в полной безопасности. Мы же, в свою очередь, должны бить наверняка – не забывайте, что боезапас у нас не бесконечный.

– Вас понял, Дмитрий Николаевич, – ответил командир «Бойкого», – прикажете выполнять?

Я кивнул. Стоявший рядом великий князь, во время нашего разговора не проронивший ни слова, осторожно спросил у меня:

– Дмитрий Николаевич, вы что, и в самом деле намерены вступить в бой с целой вражеской эскадрой? Ведь, как я слышал, она насчитывает почти пятьдесят вымпелов. Из них – десять стопушечных кораблей!

– Да, Константин Николаевич, – ответил я, – мы намерены напасть на этих разбойников и потопить их корабли. Ну, а если они выбросят белый флаг, взять их в плен. Нашим кораблям уже приходилось сражаться с эскадрой противника у Бомарзунда, и мы неплохо научились вести бой с кораблями XIX века.

Вскоре на монитор поступили видеокадры, сделанные с вертолета. Хорошо были видны разрушенные дома и стоявшие на рейде английские и французские корабли. Они прекратили обстрел города. Впрочем, это совсем не значило, что они его не возобновят.

– Товарищ контр-адмирал, дистанция до цели шесть миль, – доложил мне капитан 1-го ранга Егоров.

– Открывайте огонь, Виктор Степанович, – кивнул я. – И передайте на «Смольный», пусть и они присоединяются к вам.

Грохнул выстрел из артустановки «Бойкого». Снаряд попал в стоявший на рейде вражеский фрегат. Пудовый «гостинец» пробил борт парусного корабля и разорвался внутри. Видимо, воспламенился порох в крюйт-камере фрегата, и он взлетел на воздух. Зрелище было не для слабонервных – я увидел на мониторе, как в воздух взметнулся столб огня и дыма, подхваченные взрывной волной, в небо поднялись обломки корабля и маленькие человеческие фигурки.

Открыл огонь и «Смольный». Калибр его орудий был поменьше, но попадания наносили деревянным кораблям ущерб не меньший, чем артиллерийская установка «Бойкого». Осколочно-фугасный снаряд весом двенадцать с половиной килограммов выкашивал вражеских моряков, толпившихся на палубах кораблей. Вот снаряд со «Смольного» (или с «Бойкого»?) угодил в фок-мачту английского стопушечного корабля. Огромная мачта переломилась, словно спичка, и рухнула за борт, заставив корабль резко накрениться. Похоже, что линейный корабль черпнул воду открытыми портами нижней пушечной палубы. Еще один снаряд угодил в борт у ватерлинии и сделал большую пробоину. Британец повалился набок, и вскоре над водой было видно только его днище, обшитое медью, сверкающей в лучах восходящего солнца.

«Бойкий» и «Смольный» вели огонь одиночными выстрелами, а не очередями – снаряды и в самом деле следовало экономить. Но огонь был эффективным – пять вражеских кораблей пошло ко дну, и еще четыре пылали, словно охапка хвороста в камине. Вскоре один из них со страшным грохотом взлетел на воздух.

В рядах неприятеля началась паника. Нет, британцы и французы были храбрыми моряками, и в бою с обычным противником они бы сражались до последнего. Но в данном случае противник находился вне досягаемости их орудий и расстреливал их, словно мишени в тире. Несколько пароходов попытались выйти из-под обстрела. Вертолетчики атаковали их НУРСами и подожгли два вражеских парохода. Еще один, получив попадание в машину, стоял на месте, окутанный клубами дыма и пара.

Неожиданно с датских береговых батарей выстрелила пушка, и ядро угодило в борт французского корвета. Как потом выяснилось, солдаты и офицеры гарнизона Копенгагена, наблюдая за разгромом вражеской эскадры, наконец набрались храбрости, заново вооружились в столичном арсенале и напали на захваченные английскими морскими пехотинцами береговые батареи. Британцы были настолько деморализованы «копенгагенской мясорубкой» – так позднее они назовут сегодняшнюю баталию, – что не оказали датчанам практически никакого сопротивления. Они даже не успели заклепать пушки. Датчане воспользовались этим, и, хотя и с опозданием, открыли огонь по противнику.

Тут нервы у англичан и французов не выдержали. На одном из кораблей французский триколор сполз вниз, а на его месте через пару минут затрепетал белый флаг. Потом еще один, и еще… Не прошло и пяти минут, как все уцелевшие корабли союзников сдались на милость победителя. Я приказал прекратить огонь.

– Передайте на «Смольный», – скомандовал я, – чтобы спускали на воду шлюпки с призовыми командами. Надо принимать капитуляцию, да побыстрее. А то эти архаровцы повыбрасывают за борт оружие и корабельную казну. А оружие и британские гинеи нам пригодятся… Не так ли, Константин Николаевич?

Я повернулся к великому князю, который с открытым от удивления ртом наблюдал за всем происходящим.

– Дмитрий Николаевич, голубчик! – опомнился он. – Да это же полная виктория! Вы двумя кораблями разгромили объединенный флот Англии и Франции! Надо немедленно сообщить об этом отцу!

– Вот вы этим и займитесь, – сказал я великому князю. – Напишите реляцию, и наш радист сегодня же передаст ее в Петербург.

Константин Николаевич послушно закивал, словно китайский болванчик. Он был восхищен, и даже не тем, что мы побили неприятеля, а тем, что и он сам тоже имел некоторое отношение к нашей победе.

– Шлюпки с призовыми командами спущены на воду и направляются к вражеским кораблям, – доложил по рации командир «Смольного» капитан 1-го ранга Степаненко.

– Хорошо, Олег Дмитриевич, – ответил я, – вы предупредили их о том, что британцы и французы способны на разные гадости?

– Так точно!

– Виктор Степанович, – обратился я к командиру «Бойкого», – передайте вертолетчикам, чтобы они покрутились вокруг трофеев, дабы нагнать на врага побольше страха. А мы, если что, вышлем им подкрепление…

Но слава богу, сдача врага прошла без эксцессов…

14 (26) октября 1854 года. Копенгаген

Контр-адмирал Дмитрий Николаевич Кольцов

Со мной связался радист, находившийся в российском посольстве в Дании, и сообщил, что барон Эрнест Романович Унгерн-Штернберг – наш посланник в Копенгагене – просит о встрече. Учитывая, что наше появление в этих краях – «гремя огнем, сверкая блеском стали» – было сплошной импровизацией, разговор с представителем российской дипломатии в Дании представлялся мне весьма полезным. Поэтому через пару минут я отправился на берег вместе с одной из групп наших десантников.

Боевые действия фактически уже закончились. Правда, на море еще догорало несколько оставленных своими командами полуразбитых снарядами «Бойкого» и «Смольного» английских и французских боевых кораблей. На уцелевших развевались российские флаги. С захваченных линкоров и фрегатов на шлюпках свозили на берег их экипажи.